Последний верблюд умер в полдень
Шрифт:
— А! — сказала я. — Значит, и ты думал об этой возможности.
Эмерсон беспокойно заёрзал.
— Отчего у тебя сегодня вечером такое болезненное состояние ума, Пибоди?
— Ты ещё спрашиваешь?
— Уже спросил, — возразил Эмерсон. — И, пожалуйста, не нужно болтать о страшных предчувствиях или чувстве зарождающейся катастрофы. Здесь… что ты делаешь?
— Слушаю голос своего сердца, — ответила я. — Кажется, оно бьётся чаще обычного.
— Я не удивляюсь, — согласился Эмерсон. — А твоё?
Впрочем, спустя некоторое время Эмерсон объявил о намерении удалиться в свою
— Не возражаешь, Пибоди? Эта жуткая девчонка порхает через дверной проём туда и обратно. Я не могу сосредоточиться на… на том, чем занимаюсь.
Я считала, что он исключительно сосредоточен, но не стала с ним спорить. Он не признался бы, но чувствовал то же чувство зарождающейся катастрофы, которое лежало камнем на моём сердце. Я была вооружена и готова, Рамзес пребывал ещё в большей готовности, благо его уже дважды вырывали из объятий сна таинственные и неведомые силы. Так что я ласково пожелала Эмерсону спокойной ночи, и последнее, что я услышала перед тем, как меня одолел сон — приглушённые проклятия, когда муж по пути к дверям споткнулся о стул.
Я не намерена утверждать, что постоянно просыпаюсь среди ночи из-за грабителей, убийц и других злоумышленников. Утверждать подобное было бы преувеличением. Тем не менее, это происходило достаточно часто, чтобы обострить мои чувства, так что мой спящий разум почти столь же бдителен, как и его бодрствующий товарищ. Убеждена, что не послышалось ни единого звука; но я вырвалась из сна, движимая развитым шестым чувством, и обнаружила тёмную фигуру, склонившуюся надо мной. Не горела ни одна лампа; слабое сияние лунного света из сада не достигало моей кровати. Но мне не требовался свет, чтобы понять: тот, кто стоял рядом, не был служанкой. Я рванулась, пытаясь откатиться к другой стороне кровати, но тяжёлая рука зажала мне рот, а другая, твёрдая, как сталь, пригвоздила к матрасу.
НАПАДЕНИЕ В ПОЛНОЧЬ
Я не из тех слабых женщин, которые по поводу и без повода падают в обморок. Я даже знаю несколько борцовских трюков благодаря усердному изучению древних египетских барельефов и содействию горничной Розы, которая любезно позволяет мне практиковаться на ней. Но ни сила, ни умение не принесли ни малейшей пользы. Когда я подняла колено для неподобающего леди, но жёсткого удара, нападавший проворно уклонился, а затем прижал меня своим телом так, что все мои конечности оказались обездвижены.
Он обладал тяжёлым, стройным телом, целиком состоявшим из мышц, будто перевитым кожаными ремнями. Я слишком хорошо чувствовала это тело через тонкую льняную сорочку — моё единственное одеяние — и мои собственные мышцы стали ослабевать.
Тёплые губы скользили по моему лбу, по щеке… к уху.
— Я пришёл, чтобы помочь, а не причинить зло, леди. — Шёпот сопровождался тёплым, влажным дыханием. — Поверь мне.
Ну, особенного выбора у меня не было, так ведь? Он продолжал по-мероитически, очень медленно и отчётливо.
— Если ты заплачешь, это будет означать мою смерть. Вначале выслушай меня. Я вручаю тебе свою жизнь, чтобы доказать мою доброту (веру, намерения?).
Действительно, аргумент был убедительным. Когда он убрал руку, я
— Кто ты? — прошептала я.
— Ты не будешь звать стражу?
— Нет. Если только… Ты один?
Он сразу понял, о чём я говорю. Тяжесть, которая прижимала меня, исчезла, но рот по-прежнему прижимался к моему уху, и шёпот продолжался:
— Я один. Твой мужчина, твой ребёнок в безопасности. Они спят.
— Почему ты здесь? Кто ты?
— Я пришёл к… — Слово было мне незнакомо, но следующее предложение разъяснило его смысл. — Здесь опасность. Вы должны (сбежать, уйти?) из этого места.
— Нам необходимы верблюды, запасы воды… — начала я.
— Они будут.
— Когда?
— После… — Он замолчал.
Ага, подумала я, заподозрив, что будет «после».
— Что ты хочешь от нас? — спросила я.
— Сегодня вы спасли двух моих людей. Они умирают, они страдают. Вы поможете им стать..?
— Я не знаю это слово.
— Идти, уходить, делать то, что они хотят.
— Ах! — Взволновавшись, я повысила голос. Рука захлопнула мне рот. Когда она исчезла, я вздохнула:
— Понятно. Да, мы поможем. Что нам делать?
— Ждать. Посланник придёт, неся… Верьте только тому, кто принесёт…
— Что?
— Шшшш!
— Я не знаю это слово! Оно важно, — добавила я. И, можете поверить, это ещё было самой мягкой формулировкой.
Его дыхание стало быстрым и неравномерным. После паузы он сказал по-английски:
— Книгу.
— Книгу?
— Книгу! — Раздражение в приглушённом шёпоте прозвучало так по-эмерсоновски, что я чуть не улыбнулась. — Книгу. Английскую книгу.
— О! Какую…
— Я ухожу. — Он снова говорил на мероитическом.
— Подожди! У меня есть вопросы, много вопросов…
— Тебе ответят. Я иду. Стражники меняются (?) на повороте ночи.
— Как тебя зовут? Как тебя найти?
— Никто не может меня найти. Я жив только потому, что никто не знает моё имя. — Он стремительно поднялся на ноги, безликий, как резная колонна в темноте. Потом снова наклонился к моему уху, и мне показалось, что в его голосе звучал смех, когда он прошептал: — Меня называют «Друг Реккит».
* * *
–..! — только и сказал Эмерсон.
Я не протестовала, хотя Рамзес сидел возле нас, скрестив ноги и навострив уши, как и огромная кошка, устроившаяся у него на коленях. Эмерсон вышел из себя до такой степени, что усилия заставить его говорить шёпотом привели к звукам, напоминавшим бульканье кипящего чайника. Испытывать далее терпение моего мужа было небезопасно.
— Вначале я оказался вовлечён в заговор, который мог бы состряпать твой любимый автор Райдер Хаггард, — продолжал Эмерсон тем же хриплым шёпотом. — Теперь мне придётся вступить в состязание с другим персонажем из области фантастики — или, что ещё хуже, из английской сказки. Робин Гуд! Защищающий бедняков от знатных угнетателей…