Последний верблюд умер в полдень
Шрифт:
Это был не крик о помощи из соседней комнаты. Это был проникновенный шёпот, прозвучавший совсем рядом с нами.
Каждый мускул в теле Эмерсона задрожал. Каждый мускул в моём теле отозвался болью, ибо его руки сжали меня, как стальные полосы. Я протестующе захрипела.
— Прошу прощения, Пибоди, — сказал Эмерсон, расслабивший хватку, но не зубы. Моя щека ощущала, как они сжимаются и скрежещут.
Я не смогла ответить. Эмерсон похлопал меня по спине и повернулся на бок.
— Рамзес, — прошептал он очень тихо. — Где ты?
— Под кроватью. Я искренне
Матрасные пружины (ремни из плетёной кожи) скрипнули, когда Эмерсон приподнялся и подпёр подбородок рукой.
— Я никогда не давал тебе раньше крепкой взбучки, Рамзес, а?
— Нет, папа. Если ты чувствуешь, что моё нынешнее поведение заслуживает такого наказания, я приму его без обид. Я никогда не опустился бы до подобного трюка, если бы не чувствовал…
— Молчи, пока я не разрешу тебе говорить.
Рамзес повиновался, но в воцарившейся тишине я слышала его частое дыхание. Казалось, он был на грани удушья, и я искренне пожалела, что этот факт не соответствовал действительности.
— Пибоди, — произнёс Эмерсон.
— Да, дорогой?
— Когда мы вернёмся в Каир, напомни мне поговорить с директором школы Академии для молодых джентльменов.
— Я пойду с тобой, Эмерсон. — Теперь, когда первое потрясение миновало, я начинала понимать юмор ситуации. (Я славлюсь своим чувством юмора. Моя способность подшучивать не раз помогала мне и моим друзьям выходить из сложных положений.) Но раз уж он здесь, давай разрешим ему ненадолго остаться. Возможно, он внесёт какой-нибудь вклад в нашу оценку церемонии.
— Пусть остаётся, — мрачно заметил Эмерсон. — Разговор — единственный вид деятельности, которым я могу заниматься в данный момент. Ладно, Рамзес. Ты, по-видимому, подслушал наш разговор о жрицах.
— Да, папа. Но…
— Очевидно, жрицы Исиды решили, что мы должны остаться на наших прежних квартирах вместо перемещения на территорию храма. Верховный жрец Амона, который предлагал второе, был явно недоволен, но не стал спорить. Разве нельзя сделать вывод, что он хотел бы заполучить нас в руки жрецов, и что она отменила приказ, потому что чувствовала, что здесь мы будем в большей безопасности?
— Па… — сказал голос под кроватью.
— Можно утверждать и обратное, Эмерсон, — возразила я. — Мы были бы лучше защищены в храме. И, возможно, ближе к туннелю, через который должны бежать.
— Мама…
— Но оба мы согласны с тем, что две разные враждующие фракции борются за контроль над нашими ничтожными личностями?
— Не меньше двух. Даже если предположить, что Верховная жрица Исиды и Песакер держат стороны разных принцев, не забудь о моём посетителе. Он должен представлять третью сторону — народа.
— Не обязательно, — воспротивился Эмерсон. — Теория власти народа чужда такой культуре, как эта. Лучшее, на что реккит могут надеяться — правитель, сочувствующий их нуждам.
— Демократическое правление может быть чужеродной концепцией, но захват власти авантюристом —
— Верно. В следующий раз, когда к тебе заявится Роберт Локсли[135], можешь поинтересоваться его намерениями. Нам стоило бы немного поболтать со жрицей Исиды. Вот подходящая задача для тебя, Пибоди: исключительно учтиво засвидетельствовать своё почтение. Может быть, она намекала именно на такой визит, когда говорила…
— С ледяных вершин гор Гренландии! — Шёпот Рамзеса чуть не превратился в крик. — С коралловых берегов Индии[136]!
— То есть? — оторопел Эмерсон.
Слова хлынули бессвязным потоком:
— Она не говорила об этом, папа, мама — она пела. Гимн. Когда она пела богу. Вперемешку с другими словами. «Будь славен, Амон-Ра, великий прародитель с ледяных вершин гор Гренландии, тот, кто пробуждает ребёнка в утробе матери с коралловых берегов Индии». Мама, папа — она пела это по-английски!
ОЧЕРЕДНАЯ МОЛОДАЯ ПАРА БЕЗ ПАМЯТИ ВЛЮБЛЁННЫХ!
Наш ответ на заявления Рамзеса оказался — без малейшего злого умысла — самым обескураживающим из всех возможных. Я подавила смех, уткнувшись в широкое плечо Эмерсона, а он ласково и терпеливо ответил:
— Вот как, мой мальчик? Ну, это не удивительно; все жрицы благородного происхождения, и, как нам известно, многие обучались английскому от Форта. Она, возможно, решила преподнести тонкий комплимент своему богу исполнением гимна другой веры. Или даже… знаешь, Пибоди! Может, это было задумано, как тонкий комплимент — признак того, что она о нас очень высокого мнения?
— Я ни на мгновение не поверю, что она пела что-нибудь подобное, — вставила я. Воображение Рамзеса сыграло с ним шутку. В странных завываниях этой музыки при желании можно было найти какую угодно мелодию.
— Уверяю тебя, мама…
— О, безусловно, ты убеждён, что слышал именно это, Рамзес. Чёрт возьми, — добавила я с растущим раздражением: игривость Эмерсона улучшила его настроение и вызвала к жизни некоторые тайные жесты, противоречившие прежним опасениям, — мы с папой были чрезмерно терпимы к твоему возмутительному поведению. Немедленно отправляйся спать!
Из-под дивана донёсся слабый скрежет. Рамзес пытался стиснуть зубы — одна из весьма трогательных попыток подражать собственному отцу и властелину. Но возражений не последовало, и исчезновение было столь же тихим, как и появление. Только тогда, когда слабый шорох занавески указал, что наш сын уже в соседней комнате, Эмерсон возобновил прерванные было занятия.
* * *
Наши сопровождающие вернулись на следующее утро, к крайней досаде Эмерсона. Как только мы закончили завтракать, он заявил о намерении посетить несколько значительных персон, в первую очередь — Муртека, а затем, если это позволено, принцев.