Последний вздох
Шрифт:
Она бросила свой красный резиновый мячик в него.
Не то, чтобы Клер тайно не видела, что все это надвигается.
Она не хотела в это верить. Она была вовлечена во все приготовления к вечеринке — Ева настояла на этом. Вдвоем они планировали абсолютно все, начиная с салфеток (черных) на скатертях (серебряных) до цвета бумаги для приглашений (черный, опять же, с серебряными чернилами). Было весело, конечно, проводить время только девичьей компанией, выбирать цветы, еду и сувениры для гостей, составлять
Это было только на этой неделе, как все стало… ну, реальным… и у Клер появилось чувство, что, может быть, не все было так сказочно и слащаво. Прогулка с Евой по центру города обернулась совершенно новым, шокирующим опытом: Клер привыкла, что ее игнорировали, или (в последнее время) смотрели с какой-то странной осторожностью — ношение брошки Основателя Морганвилля на воротнике принесло ей совершенно ненужную (возможно незаслуженную) репутацию крутой штучки.
Но на этой неделе, гуляя с Евой, она видела, что добавилась ненависть.
О, это не было очевидным или еще что… Стало ясно по косым взглядам, сжатым губам людей и резкой манере общения с Евой, если они вообще разговаривали. Морганвилль несколько изменился за последние пару лет, и одним из наиболее важных изменений было то, что люди больше не боялись показать, что они чувствовали. Клер думала, что это — позитивные изменения.
Сначала, Клер решила, что отвержение — просто единичные случаи, а затем она подумала, что, возможно, это была всего лишь нормальная для маленького города политика в сфере труда. Ева была Готом, она была легко узнаваема, и, хотя и была сокрушительно забавной, она также могла раздражать людей, которые ее не принимали.
Всё же это было что-то другое. Взгляд в глазах людей, когда они смотрели на Еву… Это было презрение. Или гнев. Или отвращение.
Ева, казалось, сначала не обращала внимание, но Клер заметила ослабление в ее обычно глянцевых доспехах юмора примерно на полпути их последнего похода по магазинам — примерно в то время, когда неприятная дама с церковной прической отошла подальше от прилавка, пока Ева проверяла сумки, набитые всякой всячиной для вечеринки. Когда она ушла, Церковная Леди занялась беспорядком на витрине с солнцезащитными очками, и Клер заметила кое-что странное.
Женщина была слишком старой для татуировок — по крайней мере, слишком старой для новых — но на ее руке было нарисованное чернилами изображение, все еще красное по краям. Клер увидела лишь мельком, но это выглядело как нечто очень знакомое.
Кол. Это был знак кола.
Другая, леди помоложе, в спешке вышла из задней части магазина, чтобы обслужить Еву, раскрасневшаяся и возбужденная. Она избегала их взглядов и произнесла необходимый минимум, чтобы они поскорее убрались из магазина. Церковная Леди вообще не потрудилась
Клер подождала, пока они не оказались на безопасном расстоянии от любых прохожих, прежде чем сказала: — Так, значит, ты заметила тату? Странно.
— Кол? — Накрашенные черной помадой губы Евы были плотно сжаты, и даже в солнечном свете, ее подведенные черным глаза казались темными. Ее городской макияж, как правило, выглядел действительно круто, но в ярком зимнем солнечном свете, подумала Клер, он выглядел немного… отчаянно. Не умоляя о внимании, а крича о нем. — Да, это новая фишка. Вытатуировать кол. Даже престарелые выстраиваются за ними. Человеческая гордость и все прочее дерьмо.
— Вот почему…
— Почему эта сука отказалась меня обслуживать? — Ева отбросила свои черные крашеные волосы назад с бледного лица с неповинующейся дрожью. — Да, вероятно. Потому что я предательница.
— Не больше чем я.
— Нет, ты подписалась на Защиту, и ты очень в этом преуспела — они это уважают. Вот что они не уважают, так это спать с врагом. — Ева выглядела решительно, но там также скользило и отчаяние. — Быть сосиской для кровососа.
— Майкл — не враг, а ты не… как кто-то может думать такое?
— В Морганвилле всегда был такой подтекст. Мы и они, ну, ты знаешь. «Мы» — не имеют клыков.
— Но… вы же любите друг друга. — Клер не знала, что удивило ее больше… то, что жители Морганвилля принимали Еву, или то, что она сама не была особо удивлена этим. Люди бывали мелкими и глупыми иногда, и насколько бы потрясающим Майкл не был, некоторые люди никогда не будут воспринимать его иначе, как ходячую пару клыков.
Правда, он не был пушистым щеночком — Майкл был способен к реальному применению насилия, но только в тех случаях, когда ему приходилось это сделать. Он предпочитал избегать драк, не провоцировать их, и в душе он был верным, добрым и застенчивым.
Трудно разглядеть единое целое под клеймом «вампир, поэтому злой».
Старый ковбой, в комплекте со шляпой, сапогами и подбитой овчиной джинсовой курткой, прошел мимо них на тротуаре. Он бросил на Еву злобный, прищуренный взгляд и сплюнул чем-то противным прямо перед ее блестящими, на высоких каблуках, лакированными туфлями.
Ева подняла подбородок и продолжила идти.
— Эй! — сказала Клер, обращаясь к ковбою в негодовании и ярости, но Ева схватила ее за руку и потащила. — Постой… он…
— Урок № 1 в Морганвилле, — сказала Ева. — Продолжай идти. Просто продолжай идти.
И они пошли. Ева не сказала ни слова об этом. Она нацепила яркую, ранимую улыбку, и, когда Майкл вернулся домой с уроков в музыкальном магазине, они сидели вместе на диване, жались друг к другу и шептались, но Клер не думала, что Ева рассказала ему про отношения.