Последний закат
Шрифт:
Да, я воспринял рассказ наших чернокожих гостей скептично. Они звали нас с собой в дорогу, но я решил не действовать спонтанно, а сначала как следует над этим поразмыслить. Гости, кажется, поняли нас, однако не скрывали удивления тому, что мы не хотели идти туда, где деспотичное солнце не имеет власти. Заключив, все же, что эти люди скорее относительно вменяемы, чем полностью обезумевшие, и не представляют никакой физической опасности, я пригласил их отдохнуть в тени убежища, на что они с радостью согласились. Я усадил их на свою кровать, а потом вместе с друзьями уселся за стол и мы завели обыкновенную, дружескую беседу о том о сем. Приятно было в кои-то веки поговорить с сознательными людьми, послушать рассказы об их жизни, узнать историю их молодой семьи, начавшуюся в эти трудные для человечества
Решение покинуть наш милый сердцу дом далось нам с неимоверным трудом. Два дня мы часами обсуждали, следует ли нам идти на поиски этого мистического холма, стоит ли это риска, и возможно ли существование подобного места вообще. В целом, обсуждать такой серьезный вопрос с неуравновешенным агрессивным узколобом Дубиной, страдающим аутизмом Молчуном и умственно отсталым Ягодкой было бессмысленно, так как ничего толкового и здраво обоснованного им в голову не приходило, я, все же, хотел выслушать их мнение, ведь они были моими друзьями, и, в первую очередь, несмотря на свои странности, оставались людьми. От Ягодки нам добиться ничего вразумительного не удавалось, на мои вопросы он отвечал мычанием или невнятным бормотанием о том, что хочет пить, или сходить в туалет, или поесть винограда. Молчун четко и ясно выразил свою позицию словами: 'Нам стоит рискнуть'. А Дубина уперто акцентировал все внимание на проблемах в пути, без конца напоминая нам об опасных надоедливых червях и их жгучей кислоте, выжигающем мозг солнце, сумасшедших странниках, у которых может быть оружие и которые проголодались настолько, что не прочь полакомиться и человечиной, и, главное, предвещал о трудностях, что возникнут у нас из-за Ягодки. Но, в конечном итоге, он признал, что исполняющее желания озеро по-настоящему заинтриговало его. Взвесив все 'за' и 'против', я в конечном итоге решил, что мы должны рискнуть и отправиться на поиск последнего надежного оплота, выдержавшего смертельный натиск обезумевшего солнца.
Как бы ни было больно нам прощаться с местом, в котором мы прожили не один год, и которое за это долгое время стало нам самым настоящим домом, мы, все же, собрали остатки наших запасов еды и воды, и отправились в путь. Выдвинулись мы, разумеется, ночью, на протяжении которой нам пришлось слушать громкие рыдания Ягодки, все никак не смирившегося с тем, что мы покинули наше родное убежище. Но, когда первые лучи солнца обрушились на наши головы и жара взвалилась на нас всей своей изнуряющей и подавляющей мощью, он быстро переключил внимание с горестной утраты на тот удручающий дискомфорт, что испытывает полностью закутанное в плотную одежду тело в невыносимую жару. Уверен, что он, все же, не забывал об убежище ни на секунду, особенно о той спасительной тени, в которой мы скрывались от разгневанной звезды. Думаю, все мы вспоминали об относительной прохладе, что дарил нам громадный отвесный валун.
Мои глаза не могли налюбоваться чудом, представшим перед нами: огромный скалистый холм носил пестрый живой зеленый цвет, которого я не видел уже черт его знает сколько времени. Эти пышные, округлые деревья просто лелеяли мой взор, и я не припомню, чтобы еще мне когда-то приходилось так поражаться столь обыкновенным вещам. Но времена были поистине суровыми, и деревья действительно казались неким чудом. Первое время, когда холм только показался на горизонте неровной зеленой возвышенностью, мне думалось, будто у меня уже начались галлюцинации из-за перегрева на солнце, но восторженные вопли Дубины, чуть не сошедшего с ума от увиденного, развеяли мои сомнения насчет реальности открывшейся
Гадать о том, как вообще возможно такое в природе было глупо, ибо эдакая фантастика могла носить абсолютно любую, должно быть, невообразимую форму существования. Поэтому размышлять на эту тему не имело смысла, однако вполне резонно было подумать о том, какие бы желания стоило загадь у этого озера, окажись оно и в самом деле реальным. И сколько вообще желаний оно могло исполнить. И чего желают мои друзья. Об этом я решил спросить их сразу, как только Дубина смог наступать на обожженную ногу и мы продолжили путь.
– Ну что, ребята, - сказал я не оглядываясь, внимательно высматривая на дороге места, не укрытые желто-зелеными пятнами кислоты, - уже придумали, что будете загадывать у озера?
– Я хочу себе огромный бронетранспортер!
– мгновенно последовал ответ Дубины.
– Эта штука пригодилась бы мне в наше трудное время. Только представьте: можно добраться на нем куда угодно, до любого города или поселения, и при этом не обязательно носить на голове капюшон. Его можно было б загружать припасами и спокойно отвозить их обратно в убежище, а не таскать на собственных спинах. И черви были бы мне нипочем! Давил бы их тысячами! Боже, вот была бы потеха! Как представлю себе этих тварей под колесами моего могучего неуязвимого броневика, так сразу настроение поднимается!
– Где бы ты топливо брал? Он ведь на добром слове ездить не будет.
– Как где? А я бы загадал, чтоб он без топлива заводился. И чтоб был с крупнокалиберным пулеметом на крыше, как на самых настоящих военных машинах, и чтоб патроны были бесконечными. О да, и оружия бы тоже загадал побольше! Какой-нибудь крутой охотничий ножик и пистолет. А лучше ружье или даже дробовик. И дом. Огромный солидный дом, какие раньше были у богатых дядек, когда деньги и статус еще что-то значили в этом мире.
И дальше Дубину понесло, и не было конца его эксцентричным россказням о поездках на броневике по пустоши и охоте на диких псов, как давил бы червей, когда ему становилось скучно, как отнимал бы у других людей добытую воду и еду, угрожая им самым настоящим крупнокалиберным пулеметом. Но слушать его было весело, его громкий бас, сопроводительные взмахи руками и погруженность в собственный рассказ с головой забавляли, и, самое главное, отвлекали от того хаоса, что нас окружал. Когда Дубина закончил, я задал тот же вопрос остальным.
– Ну, - нехотя бросил Молчун, скрывая лицо под низко натянутым капюшоном и длинной челкой, спадавшей ему на глаза, - я даже и не знаю. Все еще не придумал чего-то толкового.
– Ты смотри, поторапливайся, - сказал я, - ведь мы уже почти дошли.
В ответ он промолчал. Однако вместо него выразил свои мысли по этому поводу Дубина:
– Да! Да, черт подери, да! Мы уже почти дошли! Рай так близко! Вы видите это, да? Вы тоже видите крыши домов среди деревьев?
И там действительно, среди густой и широкой листвы причудливых вздутых деревьев, виднелись ухоженные, блестевшие на солнце крыши жилых домов. И пусть озеро, исполнявшее желания, ожидаемо окажется выдумками, зато мы можем найти себе новый дом среди нормальных, цивилизованных людей. Это уже можно было считать победой, убежище мы покинули не зря.
– Ну а ты что загадаешь, Ягодка?
– спросил я, и мельком взглянул на него, обернувшись через правое плечо. Он, засмущавшись и покраснев, отвернулся от меня и лишь пробормотал себе что-то под нос. Наверное, снова вспоминал о своем любимом винограде. Не прошло и дня, чтобы он не упомянул о винограде, который, очевидно, обожал в прошлом. Отсюда мы и прозвали его Ягодкой. 'Виноградинка' как-то слишком долго и сложно выговаривать, а Ягодка и звучало приятно, и легко срывалось с языка.
Но вдруг, как только я повернулся обратно и опустил взор на запятнанный кислотой асфальт, вновь послышались вопли. Мы все остановились и обернулись: в этот раз на кислоту наступил Ягодка. Слезы уже лились из его глаз ручьем, он заревел так, будто ногу ему не обожгло, а напрочь оторвало. А ведь мы только возобновили путь после того, как ждали, пока Дубина отойдет от своего ожога.