Последняя глава (Книга 3)

Голсуорси Джон

– Да.

– И все-таки вы никогда не встречали мистера Крума? Странно, не правда ли?

– Вовсе нет. Мистер Крум жил на плантации.

– Но он, вероятно, играл в поло?

– Да.

– А вы, как известно, ездите верхом и вообще интересуетесь спортом?

– Да.

– И все-таки вы с ним не встречались?

– Я уже сказала, что нет. Вы можете спрашивать меня до завтра, я буду отвечать то же самое.

Динни перевела дыхание. Перед ней на мгновение

мелькнул образ Клер в детстве, когда ее спрашивали про Оливера Кромвеля.

А сочный голос продолжал:

– Вы, вероятно, не пропускали в Канди ни одного состязания в поло?

– Нет, старалась не пропускать.

– И однажды вы принимали у себя участников состязания?

Динни увидела, что Клер нахмурилась.

– Да.

– Когда это было?

– Кажется, в июне прошлого года.

– Мистер Крум тоже был среди участников, не правда ли?

– Если и был, то я его не видела.

– Принимали его у себя, но не видели?

– Не видела.

– Разве хозяйки дома в Канди обычно не замечают своих гостей?

– Насколько я помню, было очень много народу.

– А теперь взгляните, леди Корвен, на программу этого состязания, может быть, она освежит вашу память.

– Я прекрасно помню это состязание,

– Но вы не помните мистера Крума ни на площадке, ни потом, у вас в доме?

– Нет, не помню. Я очень интересовалась игрой местной команды, а потом было слишком много народу. Если бы я его помнила, я бы сразу так и сказала.

Динни почудилось, что прошло бесконечно много времени, прежде чем последовал новый вопрос.

– Я все же предполагаю, что вы встретились на пароходе не как чужие.

– Вы можете предполагать что угодно, но это не так.

– Это вы так говорите.

Уловив шепот отца: "Черт бы его побрал!", - Динни коснулась плечом его плеча.

– Вы слышали показания стюардессы? Это был единственный раз, когда соответчик приходил к вам в каюту?

– Единственный, когда он зашел больше чем на минутку.

– А он заходил еще?

– Раз или два, чтобы взять или вернуть книгу.

– А тогда он пробыл у вас... сколько времени? Полчаса?

– Минут двадцать.

– Двадцать минут... И что же вы делали?

– Я показывала ему фотографии.

– А почему же не на палубе?

– Не знаю.

– Вам не пришло в голову, что это нескромно?

– Я об этом не думала. У меня было множество любительских фотографий и карточек моих родных.

– Но не было ничего, что вы не могли бы показать ему в гостиной или на палубе?

– Думаю, что нет.

– Вы, вероятно, надеялись, что никто этого не заметит?

– Повторяю,

я об этом не думала.

– Кто из вас предложил пойти к вам в каюту?

– Я предложила.

– А вы знали, что ваше положение очень двусмысленно?

– Да, но никто, кроме меня, этого не знал.

– Ведь вы могли показать ему карточки где угодно? Не думаете ли вы, что поступили довольно странно, решаясь на столь компрометирующий поступок, и притом без всякого основания?

– Показать их в каюте было всего проще. Кроме того, это были семейные фотографии.

– И вы, леди Корвен, хотите нас уверить, что между вами за эти двадцать минут решительно ничего не произошло?

– Перед уходом он поцеловал мне руку.

– Это уже кое-что, но не ответ на мой вопрос.

– Не было ничего такого, что могло бы удовлетворить вас.

– Как вы были одеты?

– К сожалению, вынуждена сообщить вам, что была совершенно одета.

– Милорд, могу я попросить, чтобы меня оградили от подобных острот?

Динни была восхищена тем спокойствием, с каким судья сказал:

– Отвечайте, пожалуйста, только на вопросы.

– Хорошо, милорд.

Клер вышла из-под навеса и стояла теперь у самого барьера, положив на него руки. На ее щеках выступили красные пятна.

– Вы, вероятно, стали любовниками еще на пароходе?

– Нет, и никогда не были.

– Когда вы снова увидели соответчика, после того как сошли на берег?

– Примерно через неделю.

– Где?

– Недалеко от имения моих родителей в Конда-форде.

– Что вы в это время делали?

– Я ехала в машине.

– Одна?

– Да, я занималась предвыборной вербовкой голосов и возвращалась домой пить чай.

– А соответчик?

– Он был в своей машине.

– Что же он, так с неба и свалился?

– Милорд, прошу оградить меня от подобных острот!

Динни услышала, как в публике захихикали, затем раздался голос судьи, который, казалось, опять обращался в пространство:

– Какою мерой мерите, такою и вам отмерится, мистер Броу.

Хихиканье усилилось. Динни не могла удержаться и взглянула на Броу. Его красивое лицо было какого-то неописуемого винно-багрового цвета. Черты "юного" Роджера выражали и удовольствие и озабоченность.

– Каким образом соответчик очутился на этой глухой дороге в пятидесяти милях от Лондона?

– Он ехал повидать меня.

– Вы это признаете?

– Так он сказал мне.

– Можете вы повторить нам точно его слова?

– Не могу, но я помню, что он попросил разрешения поцеловать меня.