Последняя глава (Книга 3)

Голсуорси Джон

Клер вдруг подняла глаза на судью, и сердце Динни отчаянно забилось.

– Пожалуйста, мистер Броу.

– Сэр Джералд Корвен.

Корвен, как обычно, подтянутый и хладнокровный, вновь появился у барьера, и Динни заметила, что Клер пристально смотрит на него, словно желая перехватить его взгляд.

– Вы сообщили нам, сэр Джералд, что перед вашим возвращением на Цейлон вы виделись с вашей женой в последний раз первого ноября у нее на квартире на Мелтон-Мьюз?

– Да.

Динни замерла. Вот оно!

–

Скажите, в этот раз, помимо всяких разговоров, между вами произошло еще что-нибудь?

– Мы были мужем и женой.

– Вы хотите сказать, что супружеские отношения между вами возобновились?

– Да, милорд.

– Благодарю вас, сэр Джералд. Я думаю, что теперь предположение моего коллеги отпадает. Вот все, что я хотел спросить.

Заговорил Инстон.

– Почему вы не сказали этого при первом допросе?

– До вашего перекрестного допроса я не считал, чтобы это могло иметь существенное значение.

– Вы присягнете в том, что все это не выдумка?

– Разумеется.

Динни сидела неподвижно, прислонившись к деревянной спинке скамейки, и, закрыв глаза, думала о молодом человеке, сидевшем через три ряда от нее. Это бесчеловечно! Но кто здесь думает о человечности? Здесь вынимают из человека самые сокровенные части его души, холодно разглядывают их, почти с удовольствием, и затем, истерзав, кладут обратно.

– А теперь, леди Корвен, попрошу вас.

Когда Динни открыла глаза, Клер уже стояла у решетки, выпрямившись и устремив пристальный взгляд на мистера Броу.

– Вы слышали, леди Корвен, - произнес тягучий сочный голос, - последнее показание истца?

– Да.

– Это правда?

– Я не желаю отвечать.

– Отчего?

Динни увидела, что Клер повернулась к судье.

– Милорд, когда мой защитник спрашивал меня о моей семейной жизни, я ответила, что не хочу ее касаться; не хочу говорить о ней и теперь.

На мгновение взгляд судьи обратился в сторону говорившей, затем снова устремился в невидимое.

– Этот вопрос возник на основе показания, данного в противовес предположению вашего же защитника, и вы должны на него отвечать.

Ответа не последовало.

– Повторите вопрос, мистер Броу.

– Правда ли, что во время той встречи, о которой говорит ваш муж, супружеские отношения между вами были восстановлены?

– Нет. Неправда.

Динни, знавшая, что это правда, подняла глаза. Судья все еще смотрел куда-то поверх ее головы, но она заметила, как он слегка выпятил губы. Он не верил.

Сочный голос заговорил опять, и она уловила в его интонациях какой-то скрытое торжество:

– Вы присягаете?

– Да.

– Значит, ваш муж, утверждая этот факт, дал ложную присягу?

– Вам придется поверить либо мне, либо ему.

– Мне кажется, я знаю, кому поверят. Скажите, а не было ли ваше последнее отрицание

вызвано стремлением пощадить чувства соответчика?

– Нет.

– Можем ли мы теперь придавать хоть какое-нибудь значение всем вашим предыдущим показаниям?

– Нельзя ставить подобный вопрос, мистер Броу. Ведь ответчица не знает, какое мы им придаем значение.

– Хорошо, милорд. Сформулирую иначе: вы _все время_ говорили одну правду, леди Корвен, и только правду?

– Да.

– _Очень_ хорошо. У меня больше нет к вам вопросов.

Пока Клер отвечала на некоторые дополнительные вопросы, в которых тщательно обходилось все, касавшееся последнего заявления Корвена, Динни думала только о Тони Круме. Она чувствовала, что дело проиграно, ей хотелось взять Клер за руку и незаметно выскользнуть отсюда. Если бы этот человек с хищным носом не старался изо всех сил очернить Корвена и доказать больше, чем было нужно, последняя мина не взорвалась бы. А вместе с тем стремление очернить противника - разве не в этом вся суть судебной процедуры?

Когда Клер вернулась на свое место, бледная и измученная, Динни шепнула ей:

– Не лучше ли уйти, дружок?

Клер покачала головой.

– Джеймс Бернард Крум.

В первый раз с самого начала процесса Динни имела возможность внимательно посмотреть на молодого человека и едва узнала его. Его загорелое лицо побледнело и осунулось, он казался очень худым. Серые глаза ввалились, рот был горестно сжат. Он казался лет на пять старше, и она сразу почувствовала, что отрицание Клер его не обмануло.

– Вас зовут Джеймс Бернард Крум, вы живете в Беблок-Хайте и работаете там на конном заводе. Есть у вас какие-нибудь личные средства?

– Никаких.

Допрашивал не Инстон, а юрист помоложе, с более острым носом, сидевший позади Инстона.

– До сентября прошлого года вы служили управляющим чайной плантацией на Цейлоне. Встречались вы с ответчицей на Цейлоне?

– Никогда.

– Вы никогда не были у нее в доме?

– Нет.

– Вы слышали, здесь говорилось об одном матче в поло, в котором участвовали и вы и после которого все участники были приглашены к ней?

– Да. Но я тогда не пошел. Мне надо было вернуться на плантацию.

– Значит, вы встретились впервые на пароходе?

– Да.

– Вы не скрываете, что влюблены в нее?

– Нет.

– И все же отрицаете факт прелюбодеяния?

– Категорически отрицаю.

Допрос Крума продолжался, а Динни все не могла отвести глаз от его лица, словно загипнотизированная этим выражением сдержанного, глубокого горя.

– А теперь, мистер Крум, последний вопрос: вы понимаете, что если обвинение в прелюбодеянии справедливо, то вы оказываетесь в положении человека, соблазнившего жену в отсутствие мужа? Что вы имеете сказать по этому поводу?