Последняя из страны Лета
Шрифт:
— Йан, со мной что-то происходит!
— Да. Я чувствую. Не бойся этого. Ты моя. Ты замечательная…
Я не успела спросить о полёте, да и говорить больше не хотелось: он поцеловал меня. Я так жаждала этого прикосновения, что ответила порывисто и поспешно, и утонула в ласковой жадности его губ. А через несколько мгновений мощная дрожь объяла тело, превратив его в одну трепещущую тугую струну. Меня пронзило и наполнило, а потом обрушило и порвало на части. Это был настоящий страх со вкусом чистого наслаждения, и я вскрикнула, боясь потерять саму себя средь восхитительного безумия.
— Я держу тебя, малышка. Держу, — шептал Йан, крепко прижимая к себе моё вздрагивающее, непослушное тело.
Через пару минут я обессилено откинулась на подушку и долго не могла вымолвить ни слова. Неужели против этого восставали жрецы Верховного? Неужели именно это они называли недопустимым? Восхитительное и пугающее, неповторимо сладостное ощущение. Не зря его запрещали, оно и правда уводило мысли от главного…
— Мы называем это высшим наслаждением, приходом пламени или просто огнем.
— И ты тоже его ощутил?
— Да, но, полагаю, для мужчин и женщин оно разное.
— И все его испытывают?
Йан почему-то весело улыбнулся и обхватил меня, переворачиваясь на спину.
— Не думаю, иначе было бы куда больше счастливых пар. Зачастую мужчины думают только о собственном удовлетворении, и женщина просто не успевает воспламениться. К тому же по вардарским понятиям то, что мы делали, грешно.
— Верно. Жрецы называли это вызовом богу, и постоянно напоминали нам, что в близости главное — спокойствие и смирение! Наверное, поэтому Фрэн была такой… печальной.
— Неудовлетворенной, — сказал Йан. — Надеюсь, у них всё получится со временем.
— Да, — отозвалась я, прижавшись щекой к его груди. — Ибо это было самое чудесное, что я испытала в жизни. А нам можно говорить обо всём этом так откровенно? — спохватилась я.
— Для супругов нет запретных тем, — отозвался он полусонно.
— Значит, я тебя понравилась? Прежде я бы посчитала ниже своего достоинства спрашивать об этом, но откровенность превыше гордости…
— Ты мне очень понравилась, Нуала, — ответил он, и поцеловал меня в краешек губ. — Я наслаждался тобой. Мы занимаемся любовью не только ради огня, что вспыхивает в конце, но и для укрепления связи между супругами. Близость рождает доверие, и учиться доставлять друг другу удовольствие, при этом не испытывая неловкости — часть прочных чувств.
— Ты совсем не такой, каким мне показался, Йан, — сказала я, обхватывая его ногами и тихонько зевая. — Я думала, ты строг и молчалив.
— Я бываю таким, а ещё могу быть резок и груб, и не всегда признаю свои ошибки. Я постараюсь не обидеть тебя, моя драгоценность, но тебе придётся смириться с тем, что я привык отдавать приказы. А теперь отсыпайся, иначе утром я не смогу поднять тебя.
И я послушалась. Мне было так мягко и замечательно в его объятьях, что я не думала ни о чем плохом. Провалилась в сон мгновенно, и всю ночь прыгала по облакам, тонула в пахучей дождливой вате, и любовалась яркими коромыслами радуг, которых не видела с тех пор, как потеряла родину…
Я любовалась цветущими просторами с бездонными глазницами синих
— Они — мой народ. Любое моё решение они уважают, — сказал Йан. — Я больше беспокоюсь за Ульфа, ведь ему долгое время приходилось со всем справляться в одиночку.
— А почему ты покинул дом и отправился в Вардар? — осторожно спросила я.
— На разведку. Мы живём в ином времени и пространстве, но не должны забывать, что миры связаны между собой.
— Я слышала, что за Врата нельзя пронести вардарскую магию, разве что самую могущественную.
— Верно, однако мы свою сюда проносить можем, — усмехнулся он. — Ты можешь думать заранее, что тебя ждёт, и пытаться представить, каков Зальмит, но лучше просто расслабься и успей насладиться здешним солнцем. Там у нас оно далеко не такое жаркое.
Йан говорил о родине с такой теплотой и нежностью, что я готова была жить с ним хоть на голых скалах. Вот уж не ожидала от себя такой прыти в чувствах, не знала, что смирюсь столь скоро с властью мужчины! И, наверное, будь на месте Йана кто-то другой — не смирилась бы. Но он оказался отнюдь не чудовищем, и я не была беззащитной жертвой.
— Знаю, что будет трудно, — сказала я. — Но теперь уверена, что справлюсь. Больше всего меня волнует, как Ульф воспримет проклятую невесту…
— Да нормально воспримет, — проворчал Йан. — Ты просто смирись с тем, что он не похож на меня.
— А твои родители? Его отец и мама?
— Их давно нет в живых, — отозвался мужчина. — Моя мама скончалась, когда я был совсем маленьким, мама Ульфа умерла десять лет назад от тёмной болезни. Отцы наши погибли в Пятой Битве с тварями Гацерос — созданиями с чёрного острова.
— Мне жаль, — тихо сказала я. — Прости, что спросила.
— Ничего. Это нормальный вопрос. Я ведь знаю о твоей семье.
— А сёстры, братья?
— У меня никого, кроме побратимов, а вот у Ульфа есть сестра, но она не живёт с волками. Её сердце отдано храброму капитану Чаек, и её дом теперь на островах, средь утёсов и светлых парусов.
— Зальмит красив, — кивнул Йан. — Он разный, и это разнообразие удивительно.
— А что такое Гацерос?
— Тёмный остров, — повторил мужчина. — Место, где рождаются из высоченных скал страшные чудовища. Оно находится далеко на востоке, за лесами и долинами. Там не цветёт жизнь, и земля не дышит — сплошной острый камень, и красная лава, и чёрное крошево песка. Человеку туда нет хода.
Он умел рассказывать, несмотря на то, что утверждал обратное, и я тонула то в ярких, то в мрачных образах неведомого. А когда мужчина упомянул о светлячковых полянах, подхватила разговор о травах и цветах. Я постоянно сверялась со старой книгой о растениях, где были отличные рисунки, и находила для себя много полезного. Йан пожелал взглянуть на чудесный том, и удивленно поднял брови:
— Здесь описаны и зальмские растения тоже! Кто автор?
— Не ведаю. Она не подписана. Мама всегда называла эту книгу главным сокровищем нашей библиотеки. Мы чудом смогли спасти её из-под развалин…