Последняя из страны Лета

Галина Мишарина

— Никаких дел у тебя нет, — сказал Ульф. — Все дела сейчас наши.

— Кроме объятьев, поцелуев, и кормления этих двух чудесных созданий, — улыбнулся младший. — В самом деле, жена, не вздумай спорить!

Я не выдержала и шагнула к ним, чтобы снова обнять.

— Я вас очень люблю. И я послушная жена, а потому буду есть, если все будут есть вместе со мной. Вы ведь позовёте Ракха? Он заслужил и отдых, и ужин.

— Знаем уж, — проворчал Ульф. — Но, прости, не спешим доверять ему всецело. Хотя сейчас мы и правда заодно.

Мне не хотелось с ними спорить. Я была так счастлива, что не могла сдержать

улыбки. И всё ещё не до конца верила, что происходящее — реально. В самом деле, как объять столь громадное счастье?

Во время общего ужина я спохватилась:

— Йан! Расскажи, пожалуйста, какое волшебство вернуло тебя к жизни?

— Твоё, — сразу ответил мужчина. — Потому что иного у меня не было.

— Невозможно. Я не волшебница вовсе. Наоборот, это моя тьма отобрала твою удачу! — от волнения я задохнулась, и старшенькая недовольно завозилась. — И хотя Ракх говорит, что нет на мне проклятия, я чувствую, что отголоски чёрной магии ещё звучат в сердце. И тогда, во сне, я преследовала вас обоих, словно злобный зверь…

— Всё было с точностью до наоборот, малышка, — возразил Ульф. — Твоя душа была в тот день на поле боя, и дарованная тебе сила света прогнала тьму. Думаю, ты обрела особую способность не просто перемещаться во сне и видеть настоящее, но и вмешиваться в него, творя особое светлое колдовство.

— Никакого проклятия нет, Нуала, — сказал Йан. — Всё то, что ты чувствовала, было борьбой за счастье и баланс света в Зальмите.

Я сжала его руку и посмотрела на старшего:

Мужчина невесело усмехнулся, вздохнул тяжело.

— Я едва рассудка не лишился, когда понял, что произошло. И это твоё письмо… Оно мне душу выжгло. Я Драгнур бросить не мог, чтобы следом отправиться, но, слава предкам, догадался иначе поступить.

У меня задрожали губы.

— Прости меня, Ульф. Я такая дура! Только спустя время поняла, что натворила. А уж когда узнала про беременность… Я твою душу излечу, напою прохладой нежности! Ты только прости меня, пожалуйста…

— Да что ты, малышка! — склонился он, нежно сжимая в ладонях моё лицо. — Ярость моя давно прошла. Тем более что в помине не было злобы — одно лишь безумное страдание и беспокойство, что ты в беду попадёшь. — Он поцеловал меня в губы. — Жилль призналась сразу, что вы подслушивали, и я попросил клав кланов покинуть Драгнур. Остались только наши вековые друзья, они и помогли.

— Неужели следили за мной? Странно. — Я посмотрела на Ракха, который с интересом слушал наш разговор. — Ты говорил, что чуешь слежку!

— Коли бы люди следили, — улыбнулся маг. — Я ж не вездесущ. След наш стирал, но не знал о том, что у волков есть особые друзья, которым волшебство не преграда.

Ульф неожиданно улыбнулся в ответ.

— Доверяй природе — и будешь вознаграждён. За вами следовали всё это время несколько воронов.

— Ох, и правда! Я видела их порой, но и значения не придала… Только тоска брала, как вспомню умных птиц, что жили возле замка. Значит, они потом обратно вернулись? Но ведь это долго, Ульф!

— Вороны Зальмита наделены магией, и они могут попасть домой, если найдут особые места, которые в Вардаре никто не считает волшебными.

— Здесь есть порталы! — догадалась я.

— Ага. Жаль только, они не настроены, и пользоваться ими могут разве что животные.

— Понятно, —

кивнула я. — Неясно мне другое: что всё-таки произошло со мной в том сне, и что потом случилось с тобой, Йан? Неужели я действительно повлияла на исход битвы? Но это же невозможно!

— Ты сражалась с тьмой и победила, — ответил Ульф. — Тяжесть возрастала, потому что ты отдавала свет своей души для спасения нас. Ты впитывала гадостную тьму бесстрашно, упорно, и почти победила само время. Если бы не твоё врождённое тепло, кабы не обретённые тобой в смерти силы — жертв среди зальмов было бы куда больше.

— Всё так, я пострадал, и Йан действительно упал в Глотку.

— Но ты призвала верв, которые спасли меня и исцелили, — улыбнулся младший. — Светлые духи, что берегут летов, помогли мне выплыть, теплом укутали моё сердце. Они же меня на берег выволокли, напитали какими-то странными, непривычными энергиями, и оставили в Белых лесах. Я долго в себя приходил, встать не мог. Будто спал, набираясь сил… И пытался попасть в ваши сны, рассказать о себе, попросить дождаться, чтобы обо всём поведать. — Он заглянул мне в глаза. — Гацерос открылся вовсе не потому, что ты принесла на Зальмит тьму. И не потому, что монстров манил твой свет. Это была его последняя, отчаянная, вспышка. Он остыл, Нуала.

Я открыла и закрыла рот.

— Вервы? Сны? Он что, закрылся навсегда? Всё сказанное столь удивительно, что у меня в мыслях не укладывается…

— Ты себя недооцениваешь, сааф, — нахмурился Ульф.

— Ты привыкла к тому, что не имеешь значимости, — кивнул Йан. — Но ты значительна, особенна, важна, Нуала. Ты ведь наша волчица, и мы дорожим тобой. Коли бы не светлые чувства — лежать мне с пробитым сердцем на дне Глотки…

— А мне — в огне последнем сгореть, — подхватил Ульф, и я неожиданно для себя расплакалась.

— Простите… Я ведь тоже очень дорожу вами… А всё поверить не могу, будто сон дивный вижу. Вот сейчас моргну — и проснусь…

— Тогда уж мы проснёмся вместе, — проворчал Ульф, касаясь колючей щекой моей щеки.

— Семья тебя не бросит, — сказал Йан.

Он осторожно обнял нас, я обняла в ответ, и успокоено прикрыла веки. Нет, они не исчезнут. Теперь-то не расстанемся до самого конца миров.

Однако прежде нам предстояла нелёгкая зима, и все это понимали. Хорошо, что за широкими мужскими плечами мне было не разглядеть прежних страхов. Едва минула неделя с момента родов, как сил у меня прибавилось. Ещё бы им не вернуться, если мужья старались оградить меня от любого труда! Всего и оставалось, что малышек лелеять, да понемногу начинать готовить из всего, что супруги приносили.

Мы дали дочкам имена. Теперь старшую звали Ливой, а младшую Диной. Пока что они были схожи по характеру: спокойные, если день-деньской качать на руках, обнимать и кормить, и крикливые, когда положишь. Даже с помощью мужей я спала урывками — дочки висели на груди часами, и мне было жаль их прерывать. Отчасти поэтому с Ракхом удалось поговорить только на десятый день, когда маленькие капризули спали, а Йан и Ульф сторожили снаружи: в пургу что угодно могло проникнуть в дом.

Колдун отсыпался. Ему, в общем, тоже нелегко было: постоянно выслушивать магию, бродить кругом развалин, отталкивая тьму прочь. Но стоило Ракху открыть глаза, как я подошла ближе.