Последняя из своего рода (Том 1)
Шрифт:
Кадари дослушал до конца, но выражение лица у него… О, если бы он мог, приготовил бы для меня личный ад в милом мрачном подземелье. Еще бы — я потребовала от них всех клятву, которую невозможно обойти или нарушить. Савэто, Равновесие на языке Древних, не было богом или богиней, духом или демоном. Скорее это можно было назвать живым воплощение законов природы, существующим одновременно во всех материальных мирах. И оно было сильнее всех вместе взятых духов и демонов, богов и богинь. Даже Властелин, творец миров, не спорил с силой Равновесия…
—
— Тогда ваш предводитель умрет! — мое заявление, наполненное искренней радостью, вызвало у посланника гримасу боли. И я поняла: в конце концов они согласятся, как бы ни упирались и не пытались торговаться, согласятся на все условия. Стинн ар-Гор был слишком важен для своих сокланников.
Кем он являлся? Их принцем? Носителем уникальных магических способностей, которые еще не успел передать по наследству? Сыном верховного жреца?
Хотя не все ли равно? Главное — он был нашем шансом вырваться отсюда невредимыми.
Кадари спорили…
Кадари проклинали…
Кадари прожигали нас ненавидящими взглядами…
Кадари согласились.
В воздухе повис сияющий алый шар — материальное воплощение Савэто. Клятва была принята, причем кара за ее неисполнение грозила только кадари. Но если у меня не получится снять заклятие сна, клятва просто не подействует, а кадари с радостью начнут нас убивать.
Я наклонилась к Стинну, всматриваясь в его лишенное красок лицо. Не знала — решила бы, что этот кадари уже мертв. Но Искра магии еще билась, то совсем слабея, то трепыхаясь с яркостью светлячка. Что же я такое с ним сделала?
Мервин стоял рядом, смотрел настороженно. По-моему, он больше боялся пробуждения демона, чем нападения кадари.
Я перебирала в памяти руны, которые могла бы сейчас использовать, и думала. В прошлый раз взимать плату за пользование руны Древних явилась тварь Бездны и случилось это примерно через четырнадцать часов после создания руны. Если очередная тварь придет сюда, в этот снежный мир, ничего съедобного, кроме кадари, ей не достанется... Пусть.
Руны — какую выбрать? Можно было попробовать руну Эль, призывающую сознание вернуться в тело. Или руну Шиях — возвращающую заблудившегося в чужих снах. Или Ми-тэ, Искушение Жизнью…
Краем глаза я уловила движение и повернулась — единорожку стало скучно, он выбрался из дома и теперь подкрадывался ко мне, любопытно блестя желтыми глазами. Поняв, что хозяйка за самоуправство не сердится, одним прыжком преодолел разделяющее нас расстояние и довольно уткнулся мордочкой мне в юбку.
— Что это значит?!! — сколько гнева было в голосе посланника, когда трясущейся рукой он указывал на льнущее ко мне существо! Лицо кадари опасно побагровело: — Ты… ашши-хун-рче… Ты, ведьма… Каким проклятым колдовством ты сумела подчинить нашего стража?!!
— Замолчи! — я с любопытством посмотрела на Мервина, которого, судя по интонации, кадари сильно разозлил. Должно быть, непонятные мне слова в приличном обществе не произносили. — Не смей оскорблять мою спутницу, изгнанник! Или и ты, и твой драгоценный ар-Гор подохнете
Яд стража — как же мне понравилась эта идея.
Да, снять со Стинна заклятие сна и отравить при этом было заманчиво. Жаль только, что в таком случае клятва Савэто не начнет действовать. Чем она была плоха и хороша одновременно, и чем отличалась от других клятв — суть ее относилась к духу, а не к букве. Снятие заклятие сна для кадари означало спасение ар-Гора, и это же оно означало для Савэто. Если, помогая, я наврежу в ином… Что ж, я позволю этому кадари выжить. Все равно народу изгнанников недолго осталось осквернять Бездну.
Тем временем седой кадари всю ненависть, предназначавшуюся мне, перенес на Мервина, и теперь покрывал его проклятиями на своем языке. Таирт, что интересно, отвечал на том же наречии и с не меньшим накалом. Странно, что они еще не начали перекидываться заклятиями.
— Так мне будить вашего спящего красавца, или уже не надо? — поинтересовалась я. Лицо кадари перекосило — только сейчас он сподобился вспомнить о лежащем на снегу юноше с восковым лицом. Парламентер судорожно проглотил очередное проклятие и кивнул.
— То есть будить? — любезно уточнила я.
— Да! — ах, как бы было мило, если бы старичка прямо сейчас хватил удар.
Так все же, какой вариант рун мне следовало использовать? Или все три сразу? Не-ет, тогда беднягу ар-Гора просто разорвет. Сегодня я буду доброй… почти.
Руна Ми-тэ.
Я рисовала ее кровью. Конечно же, не своей, — один из молодых кадари вызвался побыть донором.
Выводя причудливые завитушки, я почувствовала, как голове возникает знакомый-незнакомый мотив, и начала тихонько его мурлыкать. Кадари-донор вздрогнул и попытался выдернуть у меня свою разрезанную ладонь, которую я приспособила вместо чаши под его же кровь. Я не отпустила, посмотрела укоризненно в его глаза, широко распахнутые от страха:
— В чем дело, изгнанник? Ты больше не хочешь помогать?
— Ты поешь песню Бездны, — прошептал он едва слышно.
Разве можно было говорить о таких вещах? Ведь мой эль-эро мог услышать и расстроиться, он был всего лишь простым смертным и многого не понимал.
— Тебе показалось, — ответила я кадари так же тихо, продолжая смотреть ему прямо в глаза и глубже, туда, где у смертных живет память и где горит Искра. Стоило мне пожелать — и она погаснет. Захочу — в одно мгновение, захочу — через несколько дней. Так сладко было знать, что жизнь кадари в моей власти и может оборваться в любой момент.
— Риэль, что случилось? — нотки, появившиеся в голосе Мервина, мне не понравились. Он хотел вновь меня усыпить? Нет, мой милый эль-эро, спать мне не понравилось.
— Не знаю, зачем нужно было вызваться добровольцем, а потом струсить в середине ритуала! — воскликнула я, вплетая в интонацию раздражение, недовольство и презрение.
— Я вовсе не боюсь! — я изменила его память и молодой кадари уже не знал, отчего пытался выдернуть у меня ладонь, но само действие задержалось в сознании. Краска стыда залила его бледное лицо — кадари был еще совсем юн, ровесник моему смертному телу.