Последняя из своего рода (Том 2)
Шрифт:
Треугольники, соединяющие двойные полосы браслетов, превратились в труху первыми. Следом наступил черед самих браслетов. Сперва — ручных. Потом — ножных. И только ошейник, сделанный из самых толстых полос металла, еще держался.
Я попыталась призвать Силу — осторожно, очень осторожно — и едва сдержалась, чтобы не закричать в голос. Прошла едва тонкая струйка магии — но мне показалось, будто сквозь эррэ протекло живое пламя. Боль оказалась невыносима. Значит, надо было ждать.
Один из стражников начал клевать носом, второй толкнул его в бок и вполголоса выругал,
Тем временем я сделала вторую попытку. Теперь я была готова к болезненному спазму и успела насытить эррэ небольшим количеством Силы прежде, чем боль вынудила меня прерваться. Совсем немного магии, но должно было хватить. Прикрыла глаза, вспоминая мотив, и начала шепотом напевать мелодию — к сожалению, без слов: моя память не настолько идеальна, чтобы вспомнить слова чужого языка, которые довелось услышать лишь один раз.
— Что ты делаешь? — прервал меня один из стражников.
— Вспоминаю песню, которую пел мой любимый, — ответила я тихо.
Волки переглянулись, потом бдительный стражник пожал плечами:
— Думаю, вреда от этого не будет.
И я продолжила…
Когда ошейник осыпался, мои верные стражи уже спали — безмятежные лица, уютно свернувшиеся тела. Спали так же сладко, как спал когда–то под песню Мервина желтоглазый единорожек.
Я поднялась на ноги, бесшумно потянулась, аккуратно заплела растрепавшиеся волосы, потом раскинула руки, подняла голову к небу, невидимому за парусиновым потолком, небу, которое, однако, я ощущала всем телом, и начала собирать Силу. Делать это можно было в любой позе, но так получалось быстрее.
Теперь дело за рунами.
Я вспомнила Ольфа, его открытое лицо с веснушками, почти невидимыми под сильным загаром, и светло–карими глазами, его русые волосами, отросшие в непослушные вихры. Если бы Реника догадалась принести хоть одну вещь, принадлежащую Волку, оказалось бы легче, но я могла справиться и так. Теперь пришел черед руны. Я начертила ее своей кровью прямо на дощатом полу — нож пришлось позаимствовать у одного из спящих. Теперь следовало выждать еще немного — и…
Караван казался пустым, но, если присмотреться, здесь и там были видны человеческие фигуры, прикорнувшие прямо на земле. Недалеко от моей временной тюрьмы, у походного костра, уже умирающего без пищи, лежал ги-Тесах, рядом — Ферана и еще несколько молодых Волков. У самой повозки, из которой я только что вышла, спало еще двое стражников.
Я огляделась по сторонам. Сейчас я вновь могла видеть в темноте. Где же Ольф? Если я правильно поняла послание Реники… Да, я поняла ее правильно. Ольф ждал меня, рядом — оседланные лошади.
— Зачем нам четыре?
Волк недоуменно моргнул. Да, точно — мне, только что чудом спасенной от неминуемой смерти, полагалось сказать что–то другое. Или сделать. Я не знала. Единственным, что вело меня вперед, был клубок нервной энергии, напитанный Силой.
— Запасные, — после короткой паузы ответил он. Я кивнула. Попыталась взяться за поводья ближайшей лошади и с удивлением увидела, как те выскользнули из руки. Странно. Я перевела взгляд на свои
— Риэль, тебя всю трясет, — тревожно сказал Ольф. — Тебе холодно?
Я покачала головой. Нет, мне было ничуть не холодно, вот только дрожь все усиливалась:
— Н–наверн–ное, м-магический от–ткат, — я только слышала про подобное, но никогда не испытывала. Стиснула зубы, чтобы они перестали стучать.
— Когда остальные очнуться? — Ольф с тревогой окинул взглядом спящий лагерь.
— Ч-через т-три ч-часа, — я сделала глубокий вздох. — Ос–ставь пред–дупреждение, чт–тобы ср–разу уход–дили.
Светлые брови Ольфа сошлись над переносицей, но он, не переспрашивая, лишь согласно кивнул. Сделает. Мне уже было все равно, как именно — дрожь уменьшилась, волной накатила слабость. Я прислонилась к теплому боку лошади, изо всех сил пытаясь не соскользнуть в темный омут сна. Как не вовремя. Мне следовало быть сильной, следовало выжить и вернуться. Ради Мервина. Ради ребенка. Ради себя самой. И ради того выбора, о котором говорил Хранитель Лабиринта.
Я повторяла это себе снова и снова, и темный провал в сознании постепенно отодвинулся. Почувствовав осторожное прикосновение к плечу, открыла глаза.
— Нужно ехать, — сказал Ольф. — Я оставил предупреждение и выпустил в поле остальных лошадей, чтобы отсрочить погоню. Но времени у нас не так уж много.
…Хорошо встречать рассвет в степи, наблюдая, как солнце красит небо акварелью волшебной красоты. Хорошо мчаться в рассвет, наслаждаясь пряными ароматами трав и свежестью ветра. Особенно хорошо, когда знаешь — этот рассвет мог стать последним в твоей жизни.
Должен был стать — последним.
Глава 3
Прошло два часа с нашего побега? Или уже три? Я не знала, не могла сказать — внутреннее чувство времени словно заснуло. То мне начинало казаться, будто караван мы покинули пару минут назад, то — что мчимся вот так уже целую вечность и рассвет никогда не закончится. Дрожь прошла, слабость тоже отступила, осталось только это странное чувство нереальности и безвременья.
Ольф молчал, и это было хорошо. Часть меня была благодарна ему за молчание, часть, которая понимала и пыталась контролировать то, что происходит. Говорить я не могла. Чтобы говорить, следовало включить сознание, но оно куда–то спряталось, оставив только тело, способное на простейшие действия и реакции. Не навсегда, нет. Та часть, что понимала, была уверена: скоро все восстановится.
Солнце стояло уже высоко над горизонтом, когда пелена, окутавшая мой разум, спала. Это походило на болезненное пробуждение от лихорадочного сна. Я вздрогнула всем телом, поводья выпали из рук.
— Риэль! Риэль? Что с тобой?
Я сделала несколько глубоких вдохов и повернулась к встревоженному юноше:
— Теперь уже ничего.
— Ты была словно не в себе. Не отвечала на вопросы, только понукала лошадь ехать быстрее.
— Да, — я встряхнулась. — Это был магический откат. Я перенапряглась, когда создавала руну сна для всего лагеря.