Последняя книга, или Треугольник Воланда. С отступлениями, сокращениями и дополнениями
Шрифт:
«Постановка „Багрового острова“ — явный, очевидный, недвусмысленный провал»… «Против факта не попрешь — сатирического таланта у Булгакова нет»… «Нам приходилось видеть слабые пьесы, но такой мы еще не встречали»… «Пьеса лопнула в Камерном театре, как надутый пузырь»… «…Двусмысленное содержание окончательно убеждает в том, что советскому театру такая пьеса совершенно не нужна»… «Средства, уделяемые рабочими на культурные развлечения, еще ограничены, и поэтому мы не рекомендуем рабочим бесполезно затрачивать их на просмотр никому не нужного, ничего не дающего „Багрового острова“»… «Никчемный спектакль, на который зря потрачены средства»… [108] И, как всегда, сквозь брань рецензий пробивался восторг рецензентов, и было видно, что спектакль идет
108
«Комсомольская правда», 13 декабря 1928 г.; «Жизнь искусства», 23 деукабря 1928 г.; «Труд», 29 декабря 1928 г.; «Современный театр», 15 января 1928 г.; «Красная нива», 6 января 1929 г.; «Современный театр», 1 января 1929 г.; «Новый зритель», 24 марта 1929 г.
Подлинная угроза однако копилась не здесь. Гроза собиралась над «Бегом». И вряд ли Булгаков понимал, как грозна эта гроза…
…30 июня 1928 года газета «Известия» снова напомнила, что «Бег» исключен из репертуара МХТ. Запрещение тем не менее не воспринималось как тупик: казалось, что это всего лишь временная помеха в работе театра. И чтобы помеху эту окончательно устранить, Немирович-Данченко предпринял следующее.
9 октября он созвал у себя в театре заседание Художественного совета. Были приглашены М. Горький, начальник Главискусства А. И. Свидерский, ведущие критики и представители Главреперткома. Булгаков читал «Бег», вызывая взрывы смеха. Потом состоялось обсуждение пьесы.
Горький сказал: «Со стороны автора не вижу никакого раскрашивания белых генералов. Это — превосходнейшая комедия… Это — пьеса с глубоким, умело скрытым сатирическим содержанием… „Бег“ — великолепная вещь, которая будет иметь анафемский успех, уверяю вас». И еще он сказал, что резолюция Главреперткома «вся идет мимо пьесы».
Свидерский сказал: «Эту пьесу надо ставить… Если пьеса художественна, то мы как марксисты должны считать ее советской». И прибавил: «Такие пьесы, как „Бег“, будят мысль, будят критику, вовлекают массы в анализ и дискуссии, такие пьесы лучше, чем архисоветские».
Немирович-Данченко в заключительном слове сказал: «Главрепертком ошибся в своей оценке пьесы по всей вероятности потому, что в пьесе очень много комедийного, которое пропадает, когда пьеса читается не на публике… Когда Главрепертком увидит пьесу на сцене, возражать против ее постановки едва ли он будет». И на следующий день объявил начало репетиций.
Сомнений в победе не было. 15 октября того же 1928 года журнал «Рабочий и театр» сообщил, что «Бег» будет поставлен и в ленинградском Большом драматическом. Закрепляя победу, А. И. Свидерский выступил на очень представительном собрании профсоюза работников искусств (ВСЕРАБИСа):
«Из всех прочитанных мною пьес лучшая пьеса — „Бег“… Если она будет поставлена, она произведет сильнейшее впечатление… По существу дела пьеса чрезвычайно приемлема, ибо в художественной форме показывает банкротство эмиграции, особенно в сценах, где врангелевский генерал играет в Константинополе на тараканьих бегах. Все это произведет на рабочего, на красноармейца, на крестьянина потрясающее впечатление» [109] .
Но всякое действие, как известно, вызывает противодействие. Дождавшись, когда Горький уедет в Италию, Главрепертком дал бой оставшемуся в одиночестве Свидерскому.
109
Цит. по сохранившейся в архиве Булгакова книге: «Задачи Главискусства», Москва, 1929, с. 113 (ОР РГБ, фонд 562).
Было созвано новое заседание Главреперткома. Присутствовал торжествующий Киршон. Повидимому, именно он привел мощную подмогу — председателя РАППа Леопольда Авербаха [110] . Свидерский на этом заседании выступил, но его речь значения уже не имела. Начинались новые закулисные, повидимому, карьерные интриги; войну Свидерскому объявил его подчиненный Федор Раскольников, за спиною которого обрисовалось новое действующее лицо — Платон
«Бег» на этом заседании Главреперткома был запрещен, о чем 24 октября сообщила «Правда». Сталин, совсем недавно требовавший, чтобы Луначарский не препятствовал «Дням Турбиных», на этот раз промолчал.
110
Имя Булгакова Авербаху очень хорошо известно. Еще в 1925 году Авербах отметил рецензией выход сборника «Дьяволиада» и, справедливо уловив в сборнике «злую сатиру» на современность, призвал к цензурному удушению автора: «Появляется писатель, не рядящийся даже в попутнические цвета. Не только наша критика и библиография, но наши издательства должны быть настороже, а Главлит — тем паче!» — «Известия», 20 сентября 1925 г.
Какое-то время Свидерский еще пытается защищать «Бег». Пишет секретарю ЦК ВКП(б) А. П. Смирнову: «Споры о „Беге“ далеко вышли за пределы спора о пьесе „Бег“. Споры идут, по сути дела, о другом: нужно ли ставить пьесы „не наших“ авторов? В воздухе снова носятся настроения, под влиянием которых не так давно была запрещена чуть ли не вся классическая литература. Руководящую роль через Главрепертком начинают играть определенные литературные группировки».
Ф. Ф. Раскольников отвечает письмом в ЦК ВКП(б), требуя, чтобы выступления Свидерского были пресечены [111] .
111
Последние два документа цит. по публикации В. В. Гудковой в книге: «Творчество Михаила Булгакова», кн. 2, Санкт-Петербург, 1994, с. 292.
И тут становится различимее фигура П. М. Керженцева, понемногу выходящая на первый план.
Вот он выступает на совещании «коммунистов и комсомольцев, работающих в области искусств». Совещание созвано «по инициативе» «Правды», «Комсомольской правды» и журнала «Революция и культура», на самом деле — лично Керженцевым, заведующим подотделом печати в АППО (отделе агитации, пропаганды и печати ЦК). Речь Керженцева звучит убежденной, даже принципиальной полемикой со Свидерским: «Существует перегиб в вопросе охраны старых культурных ценностей и в либеральной поддержке „свободного“ развития писателей с чуждой нам идеологией», — говорит он.
При этом его критика «либеральной» поддержки писателей с «чуждой идеологией» почему-то сразу же сосредотачивается на Булгакове и на «Беге»: «Так было в вопросе о „Днях Турбиных“, так оно имеет место в настоящее время в вопросе о „Беге“…» [112]
Публикуется обстоятельный разбор «Бега», сделанный Керженцевым в докладе «Искусство и классовая политика» [113] . Разбор полон продуманных и, конечно, преднамеренных передержек; слушатели этого не могут знать: они не читали «Бег». В заключение докладчик уличает художественные советы при театрах: «В частности, тот же „Бег“ в художественном совете не вызвал никакого сопротивления со стороны коммунистов». Это звучит предупреждением и угрозой.
112
«Жизнь искусства», 25 ноября 1928 г.
113
См.: «Рабочий и театр», 25 ноября 1928 г.
В прошлом П. М. Керженцев — руководитель РОСТА и считается деятелем очень «левых» взглядов (что не помешает ему в 1930-е годы участвовать в разгроме театра Мейерхольда).
В прошлом П. М. Керженцев — дипломат: посол сначала в Швеции (1921–1923), потом в Италии (1924). Для многих партийных деятелей дипломатическая работа становилась концом карьеры, почетной ссылкой. У Керженцева это плацдарм для новых карьерных достижений. Он сдержан, нетороплив, очень авторитетен. И какую бы мерзость ни творил он в литературе и театре по отношению к Михаилу Булгакову, Дмитрию Шостаковичу или Всеволоду Мейерхольду, никаких вульгарных непристойностей, отличавших, скажем, Блюма или Орлинского, не допускает…