Последняя любовь лейтенанта Петреску
Шрифт:
– Твой принцип, – Петреску важничал, – называть вещи своими именами.
Наталья кивнула. Потушила сигарету и потянулась. Встала: майка на узких плечах, живот виден, старые джинсы.
– Трахни меня.
Петреску решил, что перед ним – греческое божество, случайно попавшее в его век. Мантисса. Первое впечатление было у лейтенанта– уж она-то из буржуа. Из вырвавшихся из под родительской опеки буржуа, сорвавшихся с катушек от нежданной свободы. Вы бы тоже сорвались: ждать-то приходиться по 18—20 лет.
– Здравствуйте, Дан.
Сотрудник Службы информации и безопасности Молдовы, майор Эдуард прошел в кабинет, и огляделся, не снимая темных очков.
Рабочее место Дана представляло собой небольшую прокуренную комнатушку пять на семь метров. Белые некогда занавески почернели, и на их грязном фоне еле проглядывало очертание какого-то лица. Эдуарду даже пришлось приподнять очки, чтобы убедиться: силуэт действительно есть, это не оптический обман. На подоконнике, отчаянно, как умирающий, разбросав желтые листья в стороны, засыхал фикус. Старая машинка, – «Ятрань», автоматически подметил Эдуард, – издавала нервные звуки, и каретка, несмотря на то, что Дан перестал печатать, то и дело улетала куда-то влево. Лента на машинке была затертой. Два стола, три стула, на одном из, покачиваясь, расположился Балан. Эдуард брезгливо приподнял плащ, и спросил:
– А что это у вас за занавески такие? С портретами…
– Это не портреты, – засмеялся Балан, – да и не занавески. Это саваны, которые нам загнал несколько лет назад какой-то чудак. Он, понимаете, саванов накупил, думал торговлей заняться. А дело не пошло. Ну, мы с ребятами купили пару штук, и повесили их вместо занавесок. А портрет – это лик Христов, который на саване намалеван был. Продавец, конечно, товар постирал, но силуэт остался. Когда темно, и с улицы фонарь светит, лик особенно хорошо виден, доложу я вам.
– Жутковато, – вздрогнул Эдуард, – должно быть, у вас по вечерам…
– Да и по утрам не лучше бывает, – весело согласился Дан, и лихо открыл бутылку пива о край стола (теперь Эдуард понял, отчего край стола такой зазубренный) – как-то я прямо тут ночевать остался, и прикрылся занавеской, пардон, саваном, как одеялом. Спал на столе, руки на груди сложил. Уборщица, когда утром зашла, в обморок упала.
– Весело, – поддержал звучное ржание Дана кривой улыбкой Эдуард
– Еще бы, – благодушно кивнул Дан, – пива не хотите?
– Нет. Предпочитаю, знаете ли, хорошее вино.
– Бросьте, – глаза Дана заблестели, – вы же не из здешних, откуда вам знать толк в хорошем вине?
–
– А имя у вас какое-то странное, – подозрительно щурился Балан, – не молдавское, как будто.
– Эдуардами, да будет вам известно, – приосанился невысокий майор госбезопасности, – часто называли английских королей.
– Присаживайтесь, ваше величество!
Довольный собой Балан снова заржал, и Эдуард, брезгливо вытерев стул носовым платком, уселся. Спину он держал очень ровно, в отличие от журналиста, согнувшегося в три погибели. Это педанта Эдуарда не могло оставить равнодушным.
– У вас будет сколиоз, если вы сохраните такую осанку, – сообщил он Балану.
– Сколи… Что? – удивился Дан, согнувшись еще больше обычного.
– Сколиоз. Искривление позвоночника, – терпеливо объяснил Эдуард.
– Главное, – глянул Дан красными глазами на собеседника, – чтобы душа была прямая.
– Ну, этим вы похвастаться, – мягко улыбнулся Эдуард, – как я знаю, вряд ли можете.
– Как и вы, – парировал Дан, и грубо спросил, – зачем пришли?
Эдуард прокашлялся, и полез в карман за платочком, чтобы приложить к губам, как вспомнил, что протирал платком стул. Придется так, подумал он раздраженно, и хмыкнул.
– Судя по прелюдии, – заинтересованно сказал Дан, – хотите предложить что-то интересное…
– Куда уж интереснее, – согласно кивнул Эдуард, и снова закашлялся. – Дайте воды.
– Нет воды. Возьмите вот пива.
– Спасибо, я в обед не пью, – соврал Эдуард. – В общем, дело такого рода. Как вы знаете, ситуация, которая сложилась сегодня, учитывая непростую борьбу, которую ведет мировое сообщество с международным терроризмом, очень сложная.
– Иисусе, – сказал, обращаясь к еле заметному на занавеске лику, Балан, – что он только что произнес?
– Хватит дурачиться, – устало прервал Эдуард смех Балана, – вы нам нужны. Нужны, как патриот, как человек, который любит свою страну и готов идти на некоторый риск ради того, чтобы она процветала.
– Сколько? – жадно пригнулся вперед Балан.
– Да, – чуть поморщился Эдуард, – мы знали, что вас заинтересует, в первую очередь, материальный аспект. Так сказать, человек человеку волк. Сначала я, потом страна. Хотя Кеннеди сказал…
– Кеннеди вряд ли бы смог объяснить мне, почему я должен работать на ущербную спецслужбу ущербной банановой, пардон, кукурузной, республики за жалкие гроши! – неожиданно зло прервал чекиста Балан. – Как и не смог бы объяснить мне, почему я должен работать за гроши, если в ведомостях, пункт «расходы на агента», вы указываете огромные суммы, а потом их прикарманиваете!
– Прошу вас, – негодующе поднял Эдуард руки, – не будем ругаться. Мы же патриоты.