Последняя любовь лейтенанта Петреску
Шрифт:
– Никак да. То есть, нет. Виноват!
– Пьяны, – грустно констатировал Танасе, – но все равно слушайте, потому что если не сделаете все, как я сейчас говорю, выйдете в отставку без пенсии. Итак, вы вышли, машина подъехала. Вы, не обращая на нее никакого внимания, переходите дорогу, и направляетесь к киоску, где торгуют шаурмой. Ну, тот, что напротив нас.
– Знаю. Не покупал, но вижу регулярно.
– Еще бы не регулярно, киоск-то ведь там все время стоит, – начал раздражаться
– И приношу ее вам, позавтракать?
– Идиот. Шаурма – это неважно. Сделайте потом с ней все, что хотите. Скушайте, выкиньте, подарите нищему, неважно.
– Так скушать, выкинуть или подарить нищему?
– Кретин, – начал скрежетать зубами Танасе, – я же сказал, неважно.
– Вас понял, шеф.
– Но самое главное для вас, – чеканил разъяренный Танасе, – когда вам протянут шаурму, заплатить за нее, и сказать высокому афганцу, который режет в киоске овощи…
– Я его узнаю?
– Непременно, – заорал Танасе, – ведь он высокий, а все остальные там – низкие!!!
– Виноват.
– Еще бы не виноват, кретин!!! Слушайте дальше. Итак, вы протягиваете деньги, и говорите, глядя высокому афганцу прямо в глаза… Теперь записывайте, что вы ему должны сказать.
– Записываю.
– Вы скажете ему: «Привет, Принц. А где твои остальные пятьдесят пять братьев и сестер?». При этом внимательно смотрите ему в глаза. Обязательно при этом сдерживаться, чтобы не моргнуть. Вы должны загипнотизировать его взглядом.
– Записал. А потом?
– Если он спрашивает, что вы имеете в виду, делаете вид, будто очнулись от какой-то мысли, и говорите, чтобы он не обращал внимания. Вы, мол, часто заговариваетесь. Потом вы переходите дорогу, и возвращаетесь в здание СИБ.
– Зачем?
– Продолжать работать, идиот!!!
– Понятно. А-а-а. Можно вопрос?
– Ну?!
– А где на самом деле его пятьдесят пять братьев и сестер?
Закончив ругаться, Танасе ногой отбросил остатки разбитого в бешенстве телефона, как вдруг услышал шорох в углу. Константин бросился туда, и вытащил к столу невысокого толстяка, по виду – сотрудника национал-радикальной газеты. Директор СИБ совсем забыл, что сегодня у него – еще один допрос. У него вообще все вылетело из головы. Все еще недоумевая, кто этот человек, и как он попал к нему в кабинет, Танасе дел толстяку подсечку, поставил ногу на грудь, и заорал, орошая слюной лицо, первое, что пришло ему на ум:
– Если ты, дрянь такая, не скажешь мне сейчас фамилию человека, который рассказал тебе про террористическое подполье, я тебя уделаю на смерть!!!
С трудом сглатывая, ошарашенный Дан Балан, – явившийся, как ему обещал майор Эдуард,
– Петреску…
– Две шаурмы, и без огурцов, пожалуйста, – попросил Петреску, и протянул деньги в окошко. – А то я как-то с огурцами взял, так они у вас почему-то кровью отдавали. Зарезали, что ли, кого?
– Зарезали. Огурца и зарезали, – поддержал шутливый тон Сергея высокий задумчивый араб, нарезавший овощи.
– Больше так не делайте, – рассмеялся Петреску, – негуманно это.
– На самом деле, – вмешался в беседу толстый смуглый повар, резавший мясо, – кровь была ваша. Это вы язык прикусили, до того шаурма вкусная была.
– Наверное, – искренне согласился Петреску, – шаурма-то у вас очень вкусная. Впрочем, положите-ка мне и огурцов.
– Видишь, Саид, – негромко сказал Осама напарнику, когда лейтенант с пакетами в руках отошел, – бывает, что и здесь кто-нибудь в хорошей шаурме разбирается.
Сержиу одобрительно фыркнул, и пошел за вторым подносом с овощами.
Петреску присел в парке, и развернул первый пакет. Это был его завтрак. С площади доносился гул: студенты все еще бастовали. Но Сергея это мало волновало. Наталью он попросил на площадь не ходить: все равно от этих выступлений, говорил он, толку не будет. В этом мире все всегда дорожает. И начало дорожать с тех пор, как люди придумали деньги. А на площади очень опасно: не бастующие камень бросят, так полицейский дубинкой ударит
Внезапно Петреску почувствовал, что за ним кто-то следит. Не оборачиваясь, лейтенант достал из кармана маленькое зеркало (в работе оно иногда бывало полезным) и выдвинул ладонь с ним вправо от себя. В зеркале замаячило отражение низенького мужчины в потертом кожаном плаще, старомодных темных очках, и желтых ботинках, явно давно ношенных.
– Слишком похож на шпиона, – задумчиво сказал Петреску, со зверским после бессонной ночи аппетитом расправляясь с шаурмой, – до маразма похож. Значит, какой-то опустившийся несчастный человек. Эй, бродяга!
– Вы меня, – робко приблизился мужчина, и Петреску увидел у него в руках пакет с пустыми бутылками.
– Тебя, тебя. Жрать, небось, хочешь?
Не успел мужчина ничего сказать в ответ, как Петреску резко встал, подошел к нему, и протянул один пакет. Оттуда приятно пахло свежими овощами и жареным мясом.
– Шаурма вот. Возьми, ешь.
Через мгновение мужчина в старом плаще видел лишь спину быстро уходящего Сергея, который не любил себя за такие порывы, и очень стеснялся выслушивать благодарность.