Последняя любовь лейтенанта Петреску

Лорченков Владимир Владимирович

И к моей сбивчивой речи, безо всяких сомнений, прислушивался Бог. Я его не видел, но чувствовал – он где-то рядом. Отчасти это нервировало. С другой стороны, кто, как не Он, смог бы передать мои слова покойному папе?

Вы уж не думайте, что старый и спившийся Ной хочет рассказать вам историю всей своей жизни, а попутно оправдаться перед вами и обелить себя. Просто все это я рассказываю для того, чтобы вы поняли: к моменту, когда началась вся эта неприятная история с Потопом, нервы у меня были ни к черту. Я постоянно был на взводе. Часто срывался, иногда даже мог заплакать безо всякой причины.

Никого это не волновало: все считали меня жестоким сумасбродом, чересчур эмоциональным, более того – склонным к душевным расстройствам. Причины никого не интересовали. Еще бы, записать ближнего своего в сумасшедшие гораздо легче, чем попытаться понять и простить его. До Иисуса было еще далеко, идея прощения особой популярностью у иудеев не пользовалась. Если бы вы и сказали кому-то: прости меня, ибо я часть тебя, на вас посмотрели бы как на психа. Никакие эмоциональные порывы не приветствовались. Напротив, вас могли счесть одержимым бесами, и после этого подвергнуть нелицеприятной процедуре: забить камнями. К экспромтам, – во всем, в том числе и в общении, – относились настороженно. С опаской, переходящей в маниакальную подозрительность. Никаких шагов право или влево. Никаких прыжков вверх!

Все было регламентировано, все расписано по пунктам: как ты должен себя вести с людьми, с богом, с женой, с домашним скотом; деревьями, насекомыми, птицами, землей, небом, водой; что ты должен думать или делать в той или иной ситуации. Мы были роботами в прямом смысле слова. Искусство поэтому не поощрялось. Ремесла не поощрялись. Паси скот (обрабатывай землю), выполняй все требования Контракта с Богом, и ты получишь свое в виде благополучия при жизни и процветания после смерти. В результате мне, чтобы найти мастеров, способных соорудить корабль, пришлось потратить немало времени. Но среди нашего народа я таких мастеров не нашел. Пришлось выписывать иностранных мастеров.

Полет их фантазии меня просто обрадовал: когда один из них, вдоволь насмеявшись над моим рассказом о потопе (конечно, я хотел взять их на борт!) предложил мне сделать закрытый корабль, воздух в который будет поступать по длинной трубе, я был поражен. Никто из наших до этого бы не додумался. «А такой корабль есть в Заповедях? А его конструкция одобрена Всевышним? А в скрижалях было хоть нечто подобное?». Вот что я услышал бы, предложи кто из моих соотечественников соорудить подводную лодку.

Но мастера, – говорили, что это греки, а я сам толком и не понял, – вовсе не интересовались, что думает по поводу их задумки Бог. Они вообще были меньше склонны к депрессии, и мучительным размышлениям, чем мы. Когда я задал вопрос о Боге и корабле, мастер рассмеялся мне в лицо, и ответил, что не видит между этим никакой связи. Неужели я думаю, что богам (они почему-то считали, что их должно быть много, а я от всей души надеялся, что это не так, хватит нам и одного) больше нечего делать, кроме как следить за строительством какого-то там корабля? Неужели я настолько уверен в том, что боги испытывают хоть какой-то интерес к нам, людям?

Признаюсь, мне нечего было ответить этому смешливому крепышу с аккуратной бородкой.

В самом деле, размышлял я, наблюдая за строительством корабля «Спасения», почему мы слепо полагаем, что Бог, –

это такой ревнивец, пасущий нас, словно пастух стадо? Может, мы заблуждаемся, и потому совершенно неправильно живем? Может, он сотворил нас, и занялся другими, более интересными для него делами? Нет, конечно, я был еще далек от мысли, что почитать бога не следует. В конце концов, даже если он плюнул на нас, это не повод не испытывать благодарности просто хотя бы за то, что Он нас создал. Но, может стоит только этим и ограничиться в отношениях с Богом? Может, потому Он и зол на нас, что мы никак не оставим Его в покое?

Время шло, и корабль был почти готов. Зверинцы тоже были битком набиты. Скажу вот еще что: никакие упреки относительно предвзятости выбора видов не принимаются. Животные тоже не верили в Потоп, это раз, я не зверолов и ни черта в этом не понимаю, два, все, что можно было сделать, я сделал, и всех, кого мы могли поймать и спасти, мы поймали и спасли, это три. Откуда, скажите на милость, я мог достать мамонта? Скажите спасибо еще, что мои посланцы обнаружили у берегов Африки несколько десятков кенгуру, которые попали туда благодаря торговым обменам африканских царьков с китайцами, и тех, в свою очередь, с полинезийцами, контактировавшими с аборигенами Австралии…

Кстати, к Потопу я готовился десять лет. Поэтому и зве…»

* * *

– Чудно, – дочитала последнюю страницу Наталья, – но где же здесь лейтенант Петреску и его последняя великая любовь?

– А вот тут, – остановил машину, и принялся тискать девушку Петреску, – в машине!

Влюбленные хохотали, визжали, ласкались, и вели себя глупо. В общем, как и полагается, решил пастух Скорцени, глядя с холма на машину. Автомобиль, в котором ехали Петреску и Наталья, прибыл в село Ларга.

– Ну, – отдуваясь, продолжила Наталья, – я серьезно. При чем тут ты, и этот странный текст про Ноя?

– Понимаешь, – объяснил Петреску, – эту книгу пишет один непутевый чудак, который придумал только название, а потом, как он сам мне сказал, его мысль пошла по другому пути. Это еще что. Первая часть – вообще про морских свинок.

– А третья?

– А третью часть книги о Потопе он хочет написать от имени Бога. Но с этим у него, он говорит, проблемы.

– Бедный Бог

– Бедный писатель.

Петреску и Наталья вышли из машины. Навстречу им, приветственно размахивая руками, с холма спускались старый пастух, стажер СИБа Андроник и журналист Балан. Казалось, они идут с неба.

…Вечером, когда вдоволь напившаяся вина компания спустилась к реке, послушать волны, пастух Скорцени увидел, что за корягу зацепилось какое-то тело. Увы, в отличие от некогда так же плывшего стажера Андроника, этот утопленник был определенно мертв.

– Странно, – вгляделась Наталья в лицо мертвеца, – кого-то он мне напоминает.

– Это араб, который торгует шаурмой в центре, – твердо сказал Петреску, после чего добавил, – торговал…

– Это афганец Осама, которого СИБ считал Осамой Бен Ладеном, – объяснил журналист Балан.

– Это Бен Ладен, – заверил всех стажер Андроник, – сомнений нет. Я тайком прочитал шифровку шефа американцам.

Наталья задумалась.