Последняя ночь колдуна
Шрифт:
– И как?
– Вроде купила что-то. Муля после ее ухода была похожа на взмыленную лошадь. Пот с нее ручьем лил. Она сразу куда-то слиняла, наверное, в туалет помчалась, морду в порядок приводить. В это время я и забралась к ней в отдел.
– А кто-нибудь еще приходил? – спросила Глаша с надеждой, так как пока что не видела ни единой подходящей кандидатуры на роль отравителя.
– Мужик был. Тоже ее знакомый. Сальный весь какой-то, плюгавенький. Они с ним долго разговаривали, но так тихо, что я ни единого слова не уловила. Она его называла доктором. Я еще подумала, что Муля заболела.
– А по имени она его не называла?
– Может, и называла, но я не слышала. Все доктор да доктор. Кстати, он в отделе один оставался. Мулю вроде к телефону позвали, в администрацию.
– Странно, у нее же мобильник имеется. Кто мог звонить ей на городской?
– Понятия не имею, она мне не докладывала.
– Ладно, это теперь не узнаешь, если только в администрации расспросить… – вслух подумала Глаша. – И чего он делал, пока один был?
– Да не следила я за ним, на что он мне сдался? Муля вообще-то быстро вернулась, через пару минут, но яду подсыпать, – если ты это имеешь в виду, – он вполне мог успеть. Тем
Глаша удивилась, что раньше она даже не думала о враче. Действительно, такую отраву, как мышьяк, просто так в аптеке не купишь.
– Вспомнила! – воскликнула Настя громко. – Еще Нелька твоя заходила. Они с Мулей поцапались, как две дворняжки. Орала-то в основном Муля, а Неля больше скулила и подвывала. Менты, как я слышала, мышьяк на нее повесить хотят, им так удобнее, но я, честно говоря, в это не верю.
– Почему?
– Да уж больно она квелая. Кисель прямо, а не баба.
– Ну, со мной она поступила весьма решительно.
– Да это потому, что ты сама такая. С Нелькой и ей подобными церемониться нельзя. Говорю же – кисель. Ему форма нужна. Пока он в чашке – принимает форму чашки, а убери ее – одна лужа останется. Муля для нее была вроде той самой чашки, только Нелька ей быстро надоела. От нее ж проку, как от козла молока, продавец она в самом деле поганый. – Глаша ничего не ответила. С отрешенным видом она глазела в окно, пытаясь взять себя в руки. Упоминание о бывшей подруге все еще доставляло ей боль. – Ну, кажется, я тебе всех посетителей перечислила, – заявила Настя и вдруг воскликнула: – Погоди-ка, еще ведь один заходил. Даже странно, что я про него забыла.
– Почему странно?
– Да парень уж больно фактурный, прям как с картинки. И лицо знакомое. Я его раньше видела. Он за Каринкой заезжал на джипе. Ну помнишь, в тот день, когда мы с тобой на улице разговаривали?
– Господи, да это ж Райский! – тихо ахнула Глаша.
– Райский? Забавная фамилия. А ты что, его знаешь?
– Встречались, – кисло кивнула Глафира.
Настя взглянула на нее с веселым любопытством.
– Хм… – протянула она с проницательным видом. – Против Каринки ты, конечно, не потянешь. И вообще, с такими красавчиками связываться – себе дороже, это я тебе по своему опыту говорю.
– Спасибо тебе, Настя, ты мне очень помогла, – неловко попыталась Глаша свернуть тему. – Мне пора.
– Ну конечно. Ты меня сразу закладывать побежишь или до вечера дотерпишь? – вроде бы безразлично поинтересовалась Настя.
– Я? Что ты говоришь? Я вообще никому ничего не скажу. Не мое это дело, и вмешиваться я не собираюсь.
Почему-то Настя совсем не обрадовалась ее благородному порыву. Она словно враз обессилела.
– Ну что ж, делай как знаешь, – произнесла она бесцветным голосом. – Мне уже все равно.
– Почему? Разве ты больше не беспокоишься о своей маме? Ты ей нужна!
– Мама умерла, Глаша, – проговорила Настя, низко опустив голову. – Все было напрасно.
Глаша испуганно моргнула и не смогла найти слов, чтобы выразить сочувствие. Она понимала, все, что она может сказать, будет бессмысленно. Мягко коснувшись рукой опущенного плеча Насти, Глаша оставила ее одну. Это единственное, что она могла для нее сделать.
Глава 26
К обеду, вопреки ожиданию, торговля пошла неплохо. На улице сильно похолодало, а при смене сезонов всегда наблюдалось оживление торговли, и Глаша это отлично знала. За несколько часов у нее расхватали все свитерочки, причем Глаше даже не пришлось прикладывать для этого никаких усилий. Для Глаши такое положение дел было просто подарком судьбы. Занятая своими мыслями, она была не способна обхаживать клиентов, как обычно. В голове крутился их с Настей разговор. После него у Глаши появилась пища для размышлений. Она перебирала в уме Мулиных посетителей, не в силах остановиться на ком-то конкретно. Самым подозрительным, разумеется, выглядел доктор. Возможность и средства у него явно были, однако с мотивом возникали проблемы. Конечно, Муля, с ее позорным промыслом, вполне могла использовать доктора в качестве объекта для шантажа, но без доказательств эта версия не выдерживала никакой критики. Если доктор был тем самым, которого она встречала в доме Райского, а это казалось весьма вероятным, то это усугубляло дело. Он присутствовал на том ужине, когда отравилась Эллочка. Два отравления в присутствии одного человека, это более чем подозрительно. Но почему он взъелся на обеих женщин? Ладно, Муля, она могла его шантажировать. Но Эллочка-то при чем? Она хоть и противная особа, но, на взгляд Глаши, – совершенно безвредная. Единственный, кому она всерьез насолила, да и то не по своей воле, это Райский. Кстати, в тот день без него тоже не обошлось, хотя ничего подозрительного в его поведении Настя не приметила. Логичнее предположить, что Райский мог попытаться избавиться от Эллочки как от незаконной наследницы его имущества, но на хрена ему сдалась Муля? И потом, представить Райского в роли отравителя очень сложно. Больно уж способ… не мужской. Райский же – мужик на сто процентов, в этом ему не откажешь. К концу дня она была полностью уверена, что ей одна дорога – на кладбище. В том смысле, что было бы неплохо навестить могилу своего новообретенного дедушки. Ей вдруг нестерпимо захотелось это сделать, причем немедленно. Она прекрасно понимала, что дедушка не восстанет из мертвых, чтобы дать ей дельный совет, но она все же надеялась, что сила, которой он был наделен при жизни, как-то поможет ей и после его смерти. Она чувствовала, что в событиях последних дней присутствует нечто таинственное, а раз так, то и совета просить нужно у того, кто в этом разбирался. Вдруг у нее просветлеет в голове и появится дельная мысль?
На кладбище было безлюдно. Погода совершенно испортилась. Грозовые тучи заполняли теперь все небо, и казалось, что уже наступил вечер, хотя на часах не было еще и четырех часов дня. Моросил мелкий дождь. У ворот кладбища – ни души. Даже старушки с бумажными венками куда-то подевались. Глаша купила остро пахнущих хризантем в цветочном ларьке и, прижимая их к груди, двинулась к воротам. Осторожными шагами девушка пробиралась по скользкой от дождя тропинке. Дождевые капли с высокой, пожухлой травы капали ей
Громкий шорох донесся откуда-то слева, почти возле самой дедушкиной могилы. Глаша застыла как вкопанная и прислушалась. Шорох раздался снова, за густыми зарослями какого-то кустарника. Теперь Глаша ясно различила человеческие шаги и насторожилась еще больше. Там, за кустами, могила деда Федора. Кого занесло туда? Может быть, рабочие кладбища? Но что им делать на свежей могиле? Или мародеры? Последнее предположение слишком сильно походило на правду, и Глаша испугалась. Ей достаточно было сделать несколько шагов, и она смогла бы воочию убедиться в правильности своих предположений. Но сделать эти шаги было практически невозможно. С трудом заставляя озябшее тело повиноваться, она привстала на цыпочки и попыталась заглянуть на ту сторону поверх кустов, но у нее ничего не вышло, кусты оказались слишком высокими и густыми. Она неловко переступила на месте, и у нее под ногой предательски хрустнула ветка. С той стороны все мгновенно замерло. Вдруг какая-то тень метнулась за широким стволом старого клена, она услышала быстрый топот бегущего со всех ног человека. Не раздумывая, Глаша рванула из своего убежища следом, как будто ею внезапно овладел охотничий инстинкт. Более древний, он подавил инстинкт самосохранения. Возле дедовой могилы она едва не упала, споткнувшись об отброшенный в сторону свежий венок. Чертыхнувшись, она притормозила и оглянулась на могилу. Земляной холмик был полностью расчищен. Венки аккуратной горкой лежали чуть поодаль. Тот, о который она споткнулась, – последний, неизвестный бросил, догадавшись о ее присутствии. Возле остро пахнущего сырой землей холмика валялась лопата. Глаша растерянно завертела головой, отыскивая беглеца. Деревья мешали видеть, и она обнаружила его не сразу. Бросив цветы на холмик, Глаша побежала в ту сторону, где только что мелькнула куртка беглеца. Она хорошо бегала, но тот, кого она пыталась догнать, явно был проворнее. Она неслась вперед, то и дело оскальзываясь на мокрых листьях, но расстояние между ними почти не сокращалось. Девушка перепрыгнула через поваленный ствол дерева и, приземлившись, почувствовала, как земля ушла у нее из-под ног. Растопырив руки, Глаша с отчаянным криком скатилась куда-то вниз, больно ударившись головой и едва не потеряв сознание. Она испуганно озиралась по сторонам. Ее занесло в глубокую канаву, которую она не заметила. Эта канава играла на кладбище роль помойки, куда сваливали отслужившие свое венки и прочий кладбищенский мусор. Неподалеку от того места, куда она приземлилась, торчала толстенная доска, ощетинившаяся огромными ржавыми гвоздями. Глаша поежилась и попыталась отползти в сторону. Что-то мокрое и скользкое прилипло к щеке. Борясь с внезапно подступившей тошнотой, девушка с отвращением стряхнула маленький темный листик, воняющий тленом. Мысли о беглеце на время вылетели у нее из головы. Вспомнив об этом снова, она поднялась на ноги. Когда Глаша выбралась из ямы, беглеца, разумеется, и след простыл. Ужасаясь собственному плачевному виду, Глаша потихоньку заковыляла в сторону выхода. Попутно она размышляла о собственной невезучести, но углубиться в этот вопрос полностью ей помешал громкий, отчаянный крик, раздавшийся совсем рядом. Вслед за этим визг тормозов резанул уши. До ворот оставалось всего ничего, и Глаша, превозмогая себя, побежала. Шоссе пролегало в непосредственной близости от кладбищенской ограды. Глаша выскочила с разгону на дорогу и вскрикнула, увидев почти у своих ног распростертое на асфальте тело. Широко раскинутые ноги, разбросанные в стороны, сморщенные, как будто пустые рукава красной спортивной куртки, вздернутый до самой шеи свитер, обнажающий щуплую спину, испачканную чем-то темным и мокрым. В двух шагах от Глаши, перегородив проезжую часть, застыла старенькая зеленая «шестерка» с разбитым лобовым стеклом. Из распахнутой дверцы медленно выползал водитель с вытаращенными от ужаса глазами и редкими волосами, вставшими дыбом.
– Он как там, живой? – донесся до Глаши сиплый голос водителя. Бледный как полотно, он наконец-то вывалился наружу, глянул на окровавленное тело, позеленел и потерял сознание.
– Эй, вы чего это? – всполошилась Глафира. – Не смейте! Вы зачем упали, дяденька? – Она подбежала к водителю, неподвижно лежавшему возле машины. Под ногами противно похрустывало битое стекло, и от этого звука к горлу неудержимо подкатывала тошнота. Дрожа всем телом, девушка заставила себя присесть на корточки возле отключившегося мужика и с опаской протянула к нему руку. Скрип тормозов за спиной заставил ее отпрянуть. Не удержавшись, она плюхнулась задом прямо в кучу битого стекла. Обтянутую брючками попу что-то больно кольнуло, и Глаша тихо пискнула. Захлопали дверцы, из машины вышли люди. Один из голосов показался ей знакомым, но обернуться и посмотреть она почему-то боялась. От страха из глаз девушки брызнули слезы. В голове затуманилось, реальность расслоилась, поплыла, и она никак не могла сообразить, что происходит.