ПОСЛЕДНЯЯ ОБОЙМА

Казанцев Кирилл

Александровича работали быстро.

– Ну-у, - как бы равнодушно протянул доктор.
– Всегда интересно, кто из твоих друзей - настоящий. То есть кто успешнее

рекламирует мой маленький бизнес. Это случайно не Гиви Иванович?

Видимо, в моем лице что-то изменилось, потому что доктор поторопился заметить:

– Ну не хотите говорить, не надо. Я же просто спросил...

Я не стал дожидаться приближения санитаров,

сел за руль и наклонил голову вниз, чтобы парни в белых халатах не

видели моего лица. Они вытащили Сидорова и положили на носилки. Я сразу же завел двигатель...

Удаляясь от больничных ворот, я смотрел, как санитары тащат к зданию прогнувшиеся под тяжестью сидоровского тела

носилки, а чуть позади размашисто шагает Матвей Александрович. Чем дальше они уходили, тем быстрее исчезали белые

пятна халатов, и в конце концов темнота осенней ночи поглотила всех четверых.

Глава 13

И тогда я посчитал, что для одного дня и одной ночи событий было слишком много. Я поехал домой, покручивая время от

времени ручку приемника, пытаясь из радиопрограмм узнать что-то еще о происшествии в «Европе-Инвест». Но в эфире

либо играла музыка, либо ведущие вели вялые беседы с полуночными слушателями, любящими излить душу.

Я решил, что лучше будет часов в одиннадцать утра позвонить Гарику, который наверняка в курсе дела. Гарик был

единственным милиционером среди моих знакомых. Или наоборот - единственным моим знакомым среди милиционеров. Он

был хорошим парнем. Настолько хорошим, что несколько раз рисковал ради меня жизнью, карьерой и всем, чем еще можно

рискнуть.

Было почти четыре часа утра, когда я подъехал к своему дому. Усталость взяла свое, и я выбирался из машины медленно,

морщась от боли, вновь атаковавшей мой позвоночник, и поеживаясь от ночного холода. До рассвета было далеко, и с

каждым новым днем его приход отдалялся. Начинался сезон ранних сумерек и поздних восходов, сезон холода и темноты,

когда солнечный свет дается лишь на несколько часов в день. Этого слишком мало, чтобы утолить тоску. Этого слишком

мало, чтобы поверить в то, что холод и сумерки - не навсегда. В конце сентября, когда уходит бабье лето, а заморозки

становятся обычным делом, особенно трудно поверить, что когда-нибудь вновь придет тепло, придет жизнь и дождь будет

желанным потоком веселящей

влаги, а не леденящим душем... Так трудно поверить, что все изменится к лучшему.

Я неспешно проковылял по ступеням к подъезду, вошел в вестибюль и вызвал лифт. Его движение на первый этаж

наполнило шахту таким шумом, будто двигался пассажирский поезд. Так было уже миллион раз. Миллион раз я возвращался

домой посреди ночи, один, усталый, вымотавшийся, разбитый. Я вызывал лифт и ехал наверх, к себе. Ехал один, в квартиру,

где мне предстояло лечь и уснуть одному, одному пережить свою боль и свои тревоги.

Так трудно поверить, что когда-нибудь все изменится.

Я провел ладонью по лицу, словно хотел стереть усталость. Как бы не так. Хотелось упасть на кровать и лежать так

миллион лет. Чем выше поднимался лифт, тем хуже я себя чувствовал, тем сильнее была тяга к немедленному падению в

холодную постель ради долгого беспробудного сна...

Лифт вздрогнул и замер. Резко отъехали двери, и я шагнул вперед, нашаривая ключи в кармане.

– Спокойно, без резких движений!

– Стоять!

Один заорал мне в левое ухо, другой - в правое. И я замер, не сделав ни одного резкого движения. Зато эта парочка

суетилась. Один вцепился мне в правую руку, - наверное, боялся, что я вытащу из кармана пулемет. Или портативную

атомную бомбу.

Второй ткнул мне в нос красной книжечкой и стал энергично хлопать меня по груди, по бедрам, по спине, выполняя эту

процедуру с каким-то самозабвенным азартом. Мне вдруг захотелось испортить ему удовольствие.

– А вы уверены, что тискаете именно того, кого нужно?

Оба посмотрели на меня. Первый - розовощекий крепыш с короткой челкой на низком лбу - угрожающе, второй -

остроносый и усатый, чуть постарше своего напарника - с интересом.

– Уверены, - ответил второй.
– Ваша фамилия Шумов? Константин Сергеевич?
– Его рука змейкой скользнула мне в

карман и вытащила удостоверение сотрудника охранного агентства «Статус».
– Точно. Это вы. Так что нет никакой ошибки.

Я смотрел на свое удостоверение в тонких пальцах милиционера и с грустью думал о Максе. Его ждало очередное

невеселое утро, утро следующего дня, когда он обо всем узнает и в очередной раз тихо выругается в мой адрес.