Последняя осень. Стихотворения, письма, воспоминания современников

Рубцов Николай Михайлович

Вечернее происшествие

Мне лошадь встретилась в кустах. И вздрогнул я. А было поздно. В любой воде таился страх. В любом сарае сенокосном… Зачем она в такой глуши Явилась мне в такую пору? Мы были две живых души, Но неспособных к разговору. Мы были разных два лица, Хотя имели по два глаза. Мы жутко так, не до конца, Переглянулись по два раза. И я спешил — признаюсь вам — С одною мыслью к домочадцам: Что лучше разным существам В местах тревожных — не встречаться! <1965>

Журавли

Меж болотных стволов красовался восток огнеликий… Вот наступит октябрь — и покажутся вдруг журавли! И разбудят меня, позовут журавлиные крики Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали… Широко по Руси предназначенный срок увяданья Возвещают они, как сказание древних страниц. Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье И высокий полет этих гордых прославленных птиц. Широко на Руси машут птицам

согласные руки. И забытость болот, и утраты знобящих полей — Это выразят все, как сказанье, небесные звуки, Далеко разгласит улетающий плач журавлей… Вот летят, вот летят… Отворите скорее ворота! Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих! Вот замолкли — и вновь сиротеет душа и природа Оттого, что — молчи! — так никто уж не выразит их… <1965>

Осенние этюды

1

Огонь в печи не спит, перекликаясь С глухим дождем, струящимся по крыше… А возле ветхой сказочной часовни Стоит береза старая, как Русь, — И вся она, как огненная буря, Когда по ветру вытянутся ветви И зашумят, охваченные дрожью, И листья долго валятся с ветвей, Вокруг ствола лужайку устилая… Когда стихает яростная буря, Сюда приходит девочка-малютка И робко так садится на качели, Закутываясь в бабушкину шаль. Скрипят, скрипят под ветками качели, И так шумит над девочкой береза И так вздыхает горестно и страстно, Как будто человеческою речью Она желает что-то рассказать. Они друг другу так необходимы! Но я нарушил их уединенье, Когда однажды шлялся по деревне И друг спросил играючи: «Шалунья! О чем поешь?» Малютка отвернулась И говорит: «Я не пою, а плачу…» Вокруг меня все стало так уныло! Но в наши годы плакать невозможно, И каждый раз, себя превозмогая, Мы говорим: «Все будет хорошо».

2

И вот среди осеннего безлюдья Раздался бодрый голос человека: — Как много нынче клюквы на болоте! — Как много нынче клюквы на болоте! — Во всех домах тотчас отозвалось… От всех чудес всемирного потопа Досталось нам безбрежное болото, На сотни верст усыпанное клюквой, Овеянное сказками и былью Прошедших здесь крестьянских поколений. Зовешь, зовешь… Никто не отзовется… И вдруг уснет могучее сознанье, И вдруг уснут мучительные страсти, Исчезнет даже память о тебе. И в этом сне картины нашей жизни, Одна другой туманнее, толпятся, Покрытые миражной поволокой Безбрежной тишины и забытья. Лишь глухо стонет дерево сухое… «Как хорошо! — я думал. — Как прекрасно!» И вздрогнул вдруг, как будто пробудился, Услышав странный посторонний звук. Змея! Да, да! Болотная гадюка За мной все это время наблюдала И все ждала, шипя и извиваясь… Мираж пропал. Я весь похолодел. И прочь пошел, дрожа от омерзенья, Но в этот миг, как туча, над болотом Взлетали с криком яростные птицы, Они так низко начали кружиться Над головой моею одинокой, Что стало мне опять не по себе… «С чего бы это птицы взбеленились? — Подумал я, все больше беспокоясь. — С чего бы змеи начали шипеть?» И понял я, что это не случайно, Что весь на свете ужас и отрава Тебя тотчас открыто окружают, Когда увидят вдруг, что ты один. Я понял это как предупрежденье, — Мол, хватит, хватит шляться по болоту! Да, да, я понял их предупрежденье, — Один за клюквой больше не пойду…

3

Прошел октябрь. Пустынно за овином. Звенит снежок в траве обледенелой, И глохнет жизнь под небом оловянным, И лишь почтовый трактор хлопотливо Туда-сюда мотается чуть свет, И только я с поникшей головою, Как выраженье осени живое, Проникнутый тоской ее и дружбой, По косогорам родины брожу И одного сильней всего желаю — Чтоб в этот день осеннего распада И в близкий день ревущей снежной бури Всегда светила нам, не унывая, Звезда труда, поэзии, покоя, Чтоб и тогда она торжествовала, Когда не будет памяти о нас… Октябрь 1965

Кружусь ли я…

Кружусь ли я в Москве бурливой С толпой знакомых и друзей, Пойду ли к девушке красивой И отдохну немного с ней, Несусь ли в поезде курьерском От всякой склоки и обид И в настроенье самом мерзком Ищу простой сердечный быт, Засну ли я во тьме сарая, Где сено есть и петухи, Склоню ли голову, слагая О жизни грустные стихи, Ищу ль предмет для поклоненья В науке старцев и старух, — Нет, не найдет успокоенья Во мне живущий адский дух! Когда, бесчинствуя повсюду, Смерть разобьет мою судьбу, Тогда я горсткой пепла буду! Но дух мой… вылетит в трубу! Октябрь 1965

На вокзале

Закатилось солнце за вагоны. Вот еще один безвестный день, Торопливый, радостный, зеленый, Отошел в таинственную тень… Кто-то странный (видимо, не веря, Что поэт из бронзы, неживой) Постоял у памятника в сквере, Позвенел о бронзу головой, Посмотрел на надпись с недоверьем И ушел, посвистывая, прочь… И опять родимую деревню Вижу я: избушки и деревья, Словно в омут, канувшие в ночь. За

старинный плеск ее паромный, За ее пустынные стога Я готов безропотно и скромно Умереть от выстрела врага… О вине подумаю, о хлебе, О птенцах, собравшихся в полет, О земле подумаю, о небе И о том, что все это пройдет. И о том подумаю, что все же Нас кому-то очень будет жаль, И опять, веселый и хороший, Я умчусь в неведомую даль!.. <1965>

О Пушкине

Словно зеркало русской стихии, Отстояв назначенье свое, Отразил он всю душу России! И погиб, отражая ее… 1965

Дуэль

Напрасно дуло пистолета Враждебно целилось в него: Лицо великого поэта Не выражало ничего! Уже давно, как в Божью милость, Он молча верил В смертный рок. И сердце Лермонтова билось, Как в дни обыденных тревог. Когда же выстрел грянул мимо (Наверно, враг Не спал всю ночь!), Поэт зевнул невозмутимо И пистолет отбросил прочь… 1965

Однажды

Однажды Гоголь вышел из кареты На свежий воздух. Думать было лень. Но он во мгле увидел силуэты Полузабытых тощих деревень. Он пожалел безрадостное племя, Оплакал детства светлые года, Не смог представить будущее время — И произнес: — Как скучно, господа! 1965

Приезд Тютчева

Он шляпу снял, чтоб поклониться Старинным русским каланчам… А после дамы всей столицы О нем шептались по ночам. И офицеры в пыльных бурках Потом судили меж равнин О том, как в залах Петербурга Блистал приезжий дворянин. А он блистал, как сын природы, Играя взглядом и умом, Блистал, как летом блещут воды, Как месяц блещет над холмом! И сны Венеции прекрасной, И грустной родины привет — Все отражалось в слове ясном И поражало высший свет. 1965

Из восьмистиший

1

В комнате темно, В комнате беда, — Кончилось вино, Кончилась еда, Кончилась вода Вдруг на этаже, Отчего ж тогда Весело душе?

2

В комнате давно Кончилась беда, Есть у нас вино, Есть у нас еда, И давно вода Есть на этаже, Отчего ж тогда Пусто на душе?

3

Звездный небосвод Полон светлых дум, У моих ворот Затихает шум, И глядят глаза В самый нежный том, А в душе — гроза, Молнии и гром!

4

Лунною порой, Омрачая мир, Шел понурый строй, Рядом — конвоир. А в душе в ночи Снился чудный сон: Вербы и грачи, Колокольный звон…

5

Девушке весной Я дарил кольцо, С лаской и тоской Ей глядел в лицо, Холодна была У нее ладонь, Но сжигал дотла Душу мне — огонь!

6

Постучали в дверь, Открывать не стал, Я с людьми не зверь, Просто я устал, Может быть, меня Ждет за дверью друг, Может быть, родня… А в душе — испуг.

7

В комнате покой, Всем гостям почет, Полною рекой Жизнь моя течет, Выйду не спеша, На село взгляну… Окунись, душа, В чистую волну!

Экспромты

Веревка, яркое белье, А во дворе играют дети. В потемках прячется жулье… Все есть на этом белом свете!

* * *

Пили всякую фигню, Заглянул потом в меню, А в меню ни то, ни се — Выпил пива, да и все!

В горнице

В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды… Красные цветы мои В садике завяли все. Лодка на речной мели Скоро догниет совсем. Дремлет на стене моей Ивы кружевная тень. Завтра у меня под ней Будет хлопотливый день! Буду поливать цветы, Думать о своей судьбе, Буду до ночной звезды Лодку мастерить себе… <1965>

* * *

«Я переписывать не стану из книги Тютчева и Фета…»

Я переписывать не стану Из книги Тютчева и Фета, Я даже слушать перестану Того же Тютчева и Фета, И я придумывать не стану Себя особого, Рубцова, За это верить перестану В того же самого Рубцова, Но я у Тютчева и Фета Проверю искреннее слово, Чтоб книгу Тютчева и Фета Продолжить книгою Рубцова!..