Последняя песнь трубадура
Шрифт:
– Я здесь живу, – сказал он, когда они перевели дыхание. – Я развелся. Не надо комментировать. А теперь давай свои новости.
– А у меня вообще… – сказала Дина. – У меня дядя объявился в Америке. Какой-то жуткий миллионщик. Он в гости едет!
Аркадий Орлов приехал забирать жену из больницы.
– Вы понимаете, – говорил ему врач. – Мы больше не можем ее держать. Теперь нужно понемножку, кропотливо, терпеливо разрабатывать речь, учить ее ходить, что-то делать руками. Ну вы же профессионал,
– Методики, – вздохнул Аркадий. – Кто их будет осуществлять, эти методики? Я работаю, бабушек-нянек у нас нет.
– Придется как-то решать, – развел руками врач. – Вы не представляете, как много людей, столкнувшихся с подобной проблемой. Есть, конечно, учреждения. Но одни очень дорогие. Другие слишком дешевые. В государственный дом инвалидов вы, видимо, жену не отправите. Там ужасные условия.
«Почему нет? – думал Орлов, когда они с врачом шли по коридору к палате. – У нее здоровое сердце. Мне что, до конца дней выносить за ней горшки? Или… Это уже опасно».
Светлану закутали в одеяло, снесли на носилках и уложили, как тюк, на заднее сиденье его машины.
– Желаю вам обоим мужества, – попрощался врач и посмотрел на него, как Аркадию показалось, с сомнением.
Во дворе дома он открыл дверцу, вздохнул и, стиснув зубы, потащил Светлану в подъезд. Не такая уж она тяжелая. Видно, похудела. На площадке, перед дверью квартиры, он просто опустил ее на пол, открыл дверь, внес тюк в комнату и положил на кровать. Преодолевая отвращение, развернул покрывало. Сразу увидел, что она мокрая до ушей. Хотел выругаться, но вдруг поймал ее страдальческий, умоляющий взгляд. По бледному лицу на подушку, на грязные волосы ручейками текли обильные слезы. Что-то вздрогнуло у него в груди. Неужели сердце?
– Подожди, – пробормотал он и вылетел из квартиры. Он вошел в аптеку на первом этаже и решительно сказал:
– Утку, памперсы, поильник, короче, все для лежачего больного.
Он купал ее в ванной, стелил клеенку под простыню, варил манную кашу и кормил Светлану с ложечки. Она не сводила с него расширенных глаз и что-то мычала после каждого глотка. Ему казалось, что она пытается сказать «спасибо». Это было похоже на чудовищный сон. Аркадий подумал, что в этой безумной тишине скорее он замычит, чем она заговорит. Он откашлялся и ободряюще сказал:
– Еб твою мать, Светка. На кого ты стала похожа. Но ты не бойся, я справлюсь. В инвалидный дом не отдам. Только говорить тебя я, пожалуй, учить не стану.
Свой шестидесятый день рождения Алиса Голдовская решила отметить в клинике. Виктор уже договорился с Андреем Владимировичем о том, что Алису на пару дней отпустят домой, они с сыном продумывали в деталях, как все устроить, чтобы ей было приятно и не слишком тяжело. Но Алиса категорически отказалась покидать клинику.
– Как ты не понимаешь, Виктор, – сказала она. – Умирающий человек может чувствовать себя хорошо там, где его болезнь воспринимается как
– Что ты говоришь?! Ты отдаешь себе отчет, как ужасно то, что говоришь? Почему ты вбила себе в голову, что умираешь? Тамаре тоже было плохо, а сейчас она почти здорова, ходит тебя навещать. И с чего ты взяла, что нужна нам только здоровой? Мы тоскуем по тебе. Ты нам нужна любая. Алиса, давай не будем придумывать себе дополнительные сложности.
– Именно об этом я и говорю, дорогой. Давай не будем усложнять. Если я действительно поправляюсь, лишний день в больнице мне не повредит. Поверь, дорога меня только утомит.
Виктор вышел из ее комнаты и с ненавистью посмотрел на неподвижную фигуру у окна в коридоре. Не хватало еще видеть соперника в чокнутом подонке.
Театр заказал огромный торт с большой розой из желтого крема и надписью: «Прекраснейшей». Виктор с сыном купили двойку: телевизор и видеомагнитофон, подобрали диски с ее любимыми и совсем новыми фильмами. Тамара обошла кучу магазинов, пока не нашла мягкие пушистые комнатные тапочки бледно-сиреневого цвета, нитку бус из аметиста. И целую ночь вышивала на тапочках красивый узор из бусинок. Дина купила в дорогом бутике роскошный гарнитур из тончайшего золотистого шелка: ночную рубашку и пеньюар. А в коробочку из белого сафьяна положила рубиновое сердечко на тонкой золотой цепочке.
Женщины приехали пораньше, привезли продукты и домашнюю посуду.
Разложили вкусные вещи в тарелочки и вазы, выложили торт на поднос. Тамара и Дина вручили свои подарки до торжества, чтобы Алиса все это надела. Дина уложила чудесные рыжие волосы Алисы короной. Помогла ей переодеться, застегнула цепочку на шее. И они с Тамарой застыли в восхищении. Так хороша была Алиса. Особую утонченность ее красоте придавали тени под глазами, тонкие нити скорбных морщинок. Золотистый шелк осветлил снизу нежный овал лица, оттенил роскошный бархат глаз. Яркие волосы с серебряными нитями спорили богатством оттенка с рубином.
– Алиса, – сказала Дина, – нет тебя лучше. И быть не может.
Мужчины внесли в комнату стол, стулья из холла. Когда накрыли стол и разлили вино, появился Сергей с огромным, завернутым в бумагу предметом. Он содрал бумагу, и присутствующие дружно ахнули. Это был большой, на полстены портрет Алисы в темно-красном костюме. Снимок был не таким, как тот, который опубликовали в журнале. На этом портрете глаза Алисы светились нежностью, теплом, и вся она казалась идеалом женственности.
– Этот подарок я заберу домой, – сказал Виктор. – Если ты, конечно, не возражаешь.