Последняя песнь трубадура
Шрифт:
– Слушай, я хотел спросить. Мне показалось, что Андрей к Дине… Ну…
– Мне тоже показалось.
Когда Тамара осталась одна, вихрь воспоминаний, чувств, сомнений и страха чуть не свалил ее с ног. Нынешний суд завершился началом следующего. Материалы по людям, ответственным за то, что произошло с Тамарой, выделены в отдельное производство. Прокуратура возбудила уголовные дела, начинается настоящее следствие.
Викторию в зале суда предупредили, что ни она, ни ее муж не вправе выехать из страны. Какой несчастный у нее был взгляд. Тамара подошла к телефону: надо же, Сергей даже телефон включил. Она набрала номер Вики.
– Да, – раздался недовольный голос.
– Это я, дочка. Я дома. Просто хотела тебе сказать.
– Сейчас
Тамара перезвонила:
– А сейчас набери поглубже воздух и сдержи очередное хамство, как я всегда тебя учила, – властно сказала она. – Я говорю тебе: я дома. У нас дома. Это по-прежнему твой дом. Ты сюда придешь, когда захочешь. Если здесь телефон не отвечает, значит, я в больнице.
Она положила трубку, пока этого не сделала дочь, и долго сидела неподвижно, приходя в себя. Когда была допущена ошибка? Ох, не сломалась бы голова от этих бесконечных попыток найти маленькую ошибку в целой большой жизни.
Брак, конечно, был неудачным. Из огромного числа своих поклонников Тамара слишком трезво выбрала самого интеллигентного, как ей казалось. Петр был ее однокурсником. Они вместе окончили философский факультет МГУ, вместе поступили в аспирантуру. А потом ее диссертация была настолько яркой, она получила такие заманчивые предложения, открыла собственную фирму, что для нее было просто удобным постоянное присутствие со всем согласного, всегда восхищающегося ею человека. Он стал ее помощником. Однажды, вынырнув из омута дел, она вспомнила о том, что возраст, собственно, поджимает. У подруг уже по второму ребенку. А она даже не была серьезно влюблена. Так, мимолетные романы с разочарованием в конце. Она сама предложила Петру переехать в большую квартиру ее родителей в центре. Ту самую, где когда-то жила Марина Цветаева. Они расписались уже после того, как родилась Виктория. Смешная толстуха с круглыми глазами, которые постоянно искали ее, Тамару. Даже сейчас Тамара не в состоянии истребить в себе это страстное желание защитить своего цыпленка от целого света. У Вики всегда были няни, гувернантки. Способностями она особенно не блистала. Не удалось привить ей любовь к чтению, к спорту, много к чему такому, что обожала сама Тамара. Но она уважала в девочке ее право на собственные интересы. Вика всегда любила часами без дела валяться на диване. «Она мечтает», – объясняла всем Тамара. Она была жуткой ябедой. Жаловалась на знакомых детей, воспитателей, учителей и достаточно равнодушного папу. «Она мне доверяет», – объясняла себе Тамара. И всегда принимала сторону дочери. Может, она бы и не развелась так быстро и решительно, если бы ей не показалось, что муж недостаточно любит Вику, а ее он просто раздражает. Она была уверена лишь в том, что Виктория страшно привязана к ней, к своей маме.
Князев пришел в бешенство, когда Виктория сказала ему о следствии и о том, что нельзя покидать страну. Когда он метался по квартире, все швырял и ругался матом, Виктория даже не предполагала, что он и без следствия никуда ехать не собирался. Из Стокгольма ему сообщили, что счета его фирмы арестованы. Шведское правительство занялось проверкой отмывания криминальных денег на территории своей страны. Как говорится, пошел вдоль черной полосы. Но все это занимает его не так сильно, как должно быть. Даже если бы в Москве ему грозил эшафот, он не оставил бы Наташку без присмотра. У него не было иллюзий по поводу ее верности.
Князев взял пиджак и вышел из квартиры, ничего не сказав Виктории. Приехал в Наташкин двор, поставил машину под ее окном и посигналил. После этого сидел и ждал минут сорок. Свет в окне горел, значит, она дома. Если бы это была другая женщина, можно было бы предположить, что она красится, одевается, прихорашивается. Что касается Наташки, Князев не сомневался: если она не храпит сейчас пьяная, то лежит и плюет в потолок. Мотает ему нервы. Он еще посигналил, и наконец она выползла. Конечно, ненакрашенная, нечесаная, бог знает во что одетая. Он же дает ей деньги, снял с работы. Неужели самой не хочется походить по магазинам, что-то
ГЛАВА 18
Он встретил их однажды летом в Сочи. Эффектную женщину среднего возраста и полную девушку с капризным лицом. Князев обеспечивал себе очередное алиби, купив путевку в пансионат. На пляже он обратил внимание на старинное кольцо на пальце Тамары и довольно крупный бриллиант на тонкой цепочке на груди Виктории. Дождался, пока Виктория пойдет купаться, догнал, поплыл рядом. И вдруг крепко прижал ее к себе одной рукой. Она завизжала от страха, Вячеслав провел губами по ее шее и почувствовал, что девушка в принципе готова. Он хорошо знал этот тип – флегматичных с виду, не очень привлекательных, неуверенных женщин, которых изнутри пожирает огонь любви. До поры до времени – безадресной. Ночью она пришла к нему в номер. Это был странный секс. Она расплывалась и таяла в его руках. Он был жестким и собранным, как хирург.
– Тебе хорошо со мной? – спросила уставшая, потрясенная Виктория.
– Мне нормально. Ты клевая баба, – ответил он.
Утром за завтраком он встретил серьезный, слишком внимательный взгляд Тамары. Он ей не понравился. «Крутая? – подумал Князев. – Ничего. Не такие с руки ели». В Москве он очень быстро зарегистрировал брак с Викторией. Его первая жена умерла при странных, только ему известных обстоятельствах, а человек его положения должен быть женатым. И такая «кулема», как он мысленно сразу окрестил Викторию, была именно тем вариантом, который его устраивал. Тамара пыталась уговорить Вику подождать, присмотреться, но дочка сразу надувалась и начинала смотреть на нее, как на соперницу, которая хочет помешать ее счастью.
По палатам прошла медсестра. «Посетители, прощайтесь!» Блондин умоляюще посмотрел на нее: «Еще полчаса. Пожалуйста». Медсестра открыла рот, чтобы строго отказать, но Алиса тоже сказала: «Пожалуйста». Медсестра поджала губы и вышла. Алисе никто никогда не перечил.
Блондин, получив отсрочку, облегченно вздохнул. Он сидел на стуле рядом с кроватью. Алиса лежала в халате поверх одеяла. Он был у нее не первый час, но ее это почему-то не тяготило. Даже с Виктором ей все труднее выдерживать время свидания. Он так старательно не говорит о главном: о ее болезни, грозном будущем.
Так старается быть жизнерадостным, что после его ухода она чувствует себя выжатым лимоном. А с Валентином ей легко. Ей больше чем легко. Ей приятно. Это удивительный мальчик. Он не устает с восхищением смотреть на шестидесятилетнюю, смертельно больную женщину, тратит на нее все свободное время. Алиса хотела бы каким-то образом увидеть себя его глазами. Что за чудо он в ней нашел. Лучше всего Блондин умел ее слушать. Какие-то эпизоды ее актерской жизни он воспринимал как увлекательнейшие приключения избранных, главной среди которых была Алиса. Еще он умел молчать. Чувствуя, что она устала, он затихал, старался сесть так, чтобы свет не падал ей в глаза, чтобы ей казалось, что рядом вовсе не он, а теплая надежная ширма. Она находила Валентина остроумным и очень привлекательным. Ей приятно было, выбираясь постоянно из омута засасывающей боли, видеть такое молодое, красивое лицо, такое безупречно здоровое тело.
– Андрей Владимирович, – заглянула медсестра к главврачу. – У Голдовской этот посетитель. Невозможно его выпроводить. Еще немножко, еще полчаса. И так каждый день.
– А она что?
– Она тоже: пожалуйста, пусть посидит.
– Значит, пусть сидит. И вообще, старайтесь заходить к ней, когда она вызывает. Для нее режим – далеко не самое главное. Отнеситесь к ней, как к особому случаю.
«Многовато у нас особых случаев, – сварливо думала медсестра, выходя из кабинета. – Да по мне, пусть хоть ночевать остается».