Последняя принцесса Индии
Шрифт:
– Сита, – тихо произнесла мама.
Ее красивое лицо было искажено от боли. Белая простыня, которой она была укрыта, липла к мокрой коже.
– Дитя не хочет выходить. Где твоя бабушка?
Повитуха бросила на меня строгий взгляд, давая понять, чтобы я помалкивала, она и сама справится.
– Пошла молиться, – ответила старуха. – Тужьтесь.
Мамина коса лежала на подушке, словно длинная черная змея, свернувшаяся кольцами на кровати и собирающаяся задушить маму своим телом. Я стояла у кровати и выполняла то, что приказывала мне повитуха. Когда требовалась горячая вода, я ее подносила. Когда надо
Когда мамино дыхание затруднилось, повитуха повернулась ко мне и сказала:
– Приведи бабушку.
Я стояла в нерешительности.
– Быстро! – велела повитуха. – Дитя без помощи лекаря на свет не родится.
Развернувшись, я побежала в молельную комнату для совершения пуджи, где стоял алтарь и статуи богов. Я думала застать ее там молящейся, но на самом деле бабушка сидела в кухне и ела чапати [20] .
– Дади-джи, повитуха сказала, чтобы вы пришли.
20
Чапати – хлеб из пшеничной муки, наподобие тонкого лаваша.
Она положила чапати на стол.
– Что я тебе приказала?
– Чтобы я оставалась в комнате до рождения ребенка, но… Дади-джи! Повитуха сказала, что ребенок не родится без помощи лекаря.
Глаза бабушки округлились. Внезапно она вскочила на ноги. Вымыв руки в миске с лимонной водой, она прошла по коридору и открыла дверь. Ей пришлось прикрыть нос краем сари. Вонь была нестерпимой.
– Шримати, – вежливо обратилась повитуха к моей бабушке (на английский, мне кажется, это обращение можно перевести как «мадам»), – вашей невестке срочно нужна помощь лекаря. Больше я ничем ей помочь не могу.
Глаза мамы были прикрыты. Единственным звуком, раздававшимся в комнате, было ее прерывистое дыхание.
– Мужчина не будет присутствовать при родах, – заявила бабушка.
– Без лекаря ваша невестка умрет, а дитя умрет вместе с ней. Я приведу лекаря, пока не стало слишком поздно.
Но бабушка оставалась непоколебимой.
– Мой сын никогда не поступится честью дома, позволив другому мужчине прикоснуться к своей жене.
– Дади-джи! – впадая в истерику, воскликнула я. – Ты ошибаешься. Я знаю, что пита-джи захочет…
– Вон!
– Пожалуйста! Пита-джи вернется домой, и он увидит…
– Не заставляй меня взяться за палку!
Но в тот миг, честно говоря, мне было все равно. Что такое избиение палкой по сравнению со смертью мамы? Я повернулась к повитухе, но та лишь опустила голову, стыдясь того, что стала свидетельницей этой безобразной сцены. Я выбежала из комнаты и впервые в жизни выскочила через входную дверь на улицу. Я понятия не имела, какой дорогой папа будет возвращаться от тети, которая живет на другом краю Барва-Сагара, но я бежала так, словно за мной гнался демон Равана [21] . Только добежав до развилки дорог, я подумала, насколько же неосмотрительной была. Во-первых, папа говорил, что дети, сами бродящие по улицам, иногда теряются. Во-вторых, вам не надо рассказывать, какие ужасы могут
21
Равана – правнук Брахмы, персонаж эпоса «Рамаяна», антагонист главного героя Рамы. По преданию, имел десять голов.
Я остановилась и огляделась, пытаясь понять, где нахожусь. Полная луна серебрила своим светом поле нашего соседа. Я видела высокие стебли риса, колышущиеся на ветру. Если я закричу, меня все равно никто не услышит, потому что дом соседа далеко. О чем я думала, выскочив из дома? Мое сердце стучало как бешеное, и, когда послышался стук подошв сандалий о каменистую почву, я засомневалась, не почудилось ли мне. Я застыла, скованная страхом.
– Сита!
– Пита-джи!
Я подбежала к отцу. Волнуясь, я начала говорить, а затем взяла руку отца и принялась писать на ладони: «Дади-джи отказывается послать за лекарем. Мама-джи умирает».
Глава 3
До прихода лекаря было много крика. Кричала, конечно, бабушка. Те ужасные слова, которыми она называла маму, впервые заставили меня не жалеть о том, что папа глухой.
Я ушла к себе в комнату, пока бабка бушевала, и улеглась на кровать. Снова пошел дождь. Я прислушивалась к шуму падающих капель. Это помогало не обращать внимания на ее крики.
– Сита!
На пороге возникла Авани. Было поздно, и ей давно уже полагалось быть дома, но она оставалась ночевать у нас все последние три ночи.
– Думаю, тебе сейчас не помешает молоко, – сказала она.
Я привстала на кровати и с трудом сглотнула. Горло болело.
– Она умрет?
Подойдя, Авани уселась возле меня на кровати.
– Не знаю.
Она передала мне молоко, но я не смогла заставить себя пить.
– А вы что думаете?
Я не отрывала взгляда от ее лица и заметила, как дрожит нижняя губа Авани.
– Случаются такие бури, которые можно выстоять, – сказала она, – а другие все после себя смывают. Только богам ведомо, что это будет за буря.
– И что нам делать?
– Строить самую крепкую ладью. Твой отец послал за самым лучшим в Барва-Сагаре лекарем.
Но самая крепкая ладья приплыла слишком поздно.
Спустя пару часов меня разбудила Авани и сказала, что мама родила.
– Девочка, красивая и здоровенькая, – сообщила служанка. – Твой отец уже послал за кормилицей, но, Сита…
Больше она ничего не сказала. Это было излишним. Все читалось в ее взгляде так же ясно, как на странице книги.
Я побежала к маме. Папа лежал на ложе, обнимая ее тело.
– Мама-джи! – воскликнула я.
– Выведите ее отсюда! – воскликнула бабка, но отец, хотя и не слышал ее, движением руки удержал меня.
Если вам доводилось становиться свидетелем чего-то невообразимо горестного, тогда вы меня поймете. Казалось, что мир вокруг погрузился в тишину. За окнами смолк шум дождя, который прежде лил как из ведра. Смолкли крики новорожденной сестренки, которую укачивала на руках повитуха. Мама лежала без движения на кровати. Скомканная простыня под ней была пропитана кровью. Я посмотрела ей в лицо. Как может настолько красивый человек умереть, покинуть этот мир?