Последняя роль неудачника
Шрифт:
— Я… — начал было Турецкий, гневно сдвигая брови, но мужчина остановил его жестом.
— Я всё понял. У вас нет настроения, и вы не хотите со мной разговаривать. Что ж, может быть, когда-нибудь. Вот вам моя визитная карточка. — Мужчина достал из кармана пиджака визитку и положил ее на барную стойку. — Я ваш должник, Александр Борисович. И если когда-нибудь понадобится моя помощь, — я к вашим услугам.
— Спасибо, — мрачно сказал Турецкий, даже не глянув на визитку.
— Не за что. С Новым Годом вас! Вас и вашу супругу!
— И вам не хворать, — отозвался
Тот повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился.
— Александр Борисович… не знаю, вправе ли я просить. Дело в том, что я наводил о вас кое-какие справки…
— Зачем?
— Сперва — чтобы найти вас и… в общем, чтобы по-мужски поговорить. А потом… — Он пожал плечами. — По привычке, что ли.
Александр Борисович молчал, с нетерпением ожидая, когда мужчина кончит болтать и уберется по своим делам.
— Так вот, — продолжил тот, — я в курсе, что вы больше не работаете в прокуратуре. Я читал статью про взрыв в детском доме. И зауважал вас после этого еще больше.
Турецкий вздохнул и поставил бокал на стойку.
— Можно ближе к делу? — начиная раздражаться, произнес он.
Мужчина виновато улыбнулся.
— Да-да, конечно. Короче, я знаю, что вы сейчас работаете в частном сыскном агентстве. И, кажется, у меня есть для вас работа.
Турецкий усмехнулся. Ситуация была забавна. Бывший зэк, которого несколько лет назад Александр Борисович упрятал за решетку, предлагал ему работу. Какие сюрпризы преподносит нам жизнь!
— Ну, и что это за работа? — с сухой иронией осведомился Турецкий.
Мужчина посмотрел на часы.
— У меня сейчас нет времени рассказывать. Но я буду рад, если вы позвоните мне. Клиент не я, клиент мой отец. Дело у него конфиденциальное, и он сам переговорит с вами о нем. Кстати, насколько я знаю, он готов щедро заплатить. По-настоящему щедро.
«По-настоящему щедро!» Турецкий усмехнулся, но ничего не сказал.
— Визитку я вам дал, так что — звоните! А сейчас прошу прощения, но мне пора. Через полтора часа надо садиться за стол, а мне еще добираться до Медведково, и потом еще двадцать минут трястись на автобусе. Всего доброго, Александр Борисович! Буду рад, если вы позвоните!
Дождавшись, пока он уйдет, Александр Борисович допил пиво, швырнул на железную стойку смятую купюру и направился к выходу.
— Карточку забыли! — окликнул его бармен.
Пришлось вернуться и сунуть в карман эту идиотскую карточку.
После духоты бара воздух улицы, насыщенный выхлопными газами автомобилей, показался Турецкому чистым и свежим. Нужно было идти домой. Но на душе у Турецкого до сих пор было как-то странно.
Сегодня последний день уходящего года. Самого страшного года в жизни Турецкого. И не только в его жизни, но и в жизни Ирины. За прошедший год она пережила столько несчастий и горя, что другому хватило бы на всю жизнь. И всё по вине драгоценного муженька — Александра Борисовича Турецкого, когда-то отважного следака, а нынче калеки с частной лицензией, которая годится лишь на то, чтобы подтереть ею задницу! В этом-то
Вот и этот мужик. Лицо знакомое, но вспомнить невозможно. А ведь еще год назад он помнил — по крайней мере в лицо — практически всех фигурантов, которые когда-нибудь проходили по одному из его дел. А теперь память преподносит неприятные сюрпризы. Словно решила выбросить из головы воспоминания, связанные с работой, как ненужный мусор. Но образовавшуюся пустоту нужно чем-то заполнять. Чем, скажите на милость? Впечатлениями новой жизни? Жирным хамом Митрохиным? Его чертовым партнером, который решил в первый новогодний день прикончить своего старинного приятеля?
Турецкий сунул в рот сигарету и недовольно пробормотал:
— Не слишком ли много дерьма для новой жизни?
Затем усмехнулся, прикурил сигарету, вздохнул и медленно побрел в сторону метро.
Всё-таки Новый год — замечательный праздник. Казалось бы, давным-давно вырос, стал взрослым, да чего там взрослым — стареть самое время! — а всё смотришь на нарядную елку, всё ждешь чего-то. Будто и впрямь с двенадцатым ударом курантов жизнь переменится. Причем, в лучшую сторону.
Потом с громким хлопком вылетает пробка, шампанское льется в бокалы, затем благородную струю шампанского сменяет менее благородная, но более родная струя водки, и вдруг оказывается, что на часах уже шесть утра… Ты идешь спать и спишь крепко-крепко, по крайней мере, до тех пор, пока тебя не разбудит грохот петард, которые под окнами бросают мальчишки. Наконец, ты просыпаешься, опохмеляешься (если есть такая потребность), доедаешь салат-оливье, потом снова пьешь… И снова… А когда уже водка не лезет в горло, и от селедки под шубой мутит, ты узнаешь, что каникулы закончились и начинаются будни… И всё возвращается на круги своя.
Никаких чудес, никаких сказочных превращений. Тыква так и остается тыквой, а крысы даже не думают превращаться в прекрасных скакунов. И ты сидишь как-нибудь вечером на кухне, смотришь в темный квадрат окна, и чей-то голос внутри тебя мрачно произносит: «Жизнь — дерьмо».
Вот такие мысли роились в голове у бывшего «важняка», а ныне сотрудника детективного агентства «Глория» Александра Борисовича Турецкого.
Однако в телефонном разговоре с Меркуловым он их, ясное дело, озвучивать не стал. Зачем портить человеку настроение?
Константин Дмитриевич был приятно, по-праздничному, возбужден. По всей вероятности, он уже успел немного принять.
— Мы только что из театра! — сообщил Меркулов Турецкому, едва поздоровавшись. — Смотрели «Щелкунчика»! Думал — усну, а ничего. Понравилось даже. Смотрел?
— Нет, — сухо ответил Александр Борисович.
— А на улице хорошо-то как, а! — не обращая внимания на невеселый тон друга, продолжил Константин Дмитриевич. — Радостные физиономии вокруг, все навьюченные подарками, пахнет елкой… Кстати, приезжайте к нам ночью, а? Тем более, Ирина давно уже не была у нас в гостях. Моя по ней даже соскучилась. Говорит, не с кем побеседовать по душам.