Последняя шутка Наполеона
Шрифт:
– Вот оно что! Так ты, значит, самую ненормальную из них выбрала! И нашла кому всё это пересказать. Какое-то кладбище, черти, выселки! Твою мать! Нужен ей медведь – пусть идёт. Чего ты её пугаешь?
– Да не пугаю я! Пусть идёт.
Рита одевалась. Дашка, следя за ней, тасовала колоду карт, а Танька курила. Дождик за окном стих. Собаки умолкли, и было слышно, как об пол шлёпается вода, капая из крана. Страшная заполночная темнота привалилась к окнам, как умирающая старуха. Ох, не хотелось Рите в её объятия. Но менять решение под влиянием идиотского страха значило объявить себя идиоткой.
– Вы до утра намерены здесь
– Да. Мы ещё здесь попаримся, поболтаем. А ты одна пойдёшь в лес?
– Со Сфинксом.
– Вот ты больная! – вскинула Танька бровь, – свинья-то тебе зачем?
– Мне свинья – для свинства.
– В смысле?
– Всё очень просто. Тебе свинья для свинства не требуется, мне – требуется.
Сказав так, Рита взглянула ещё раз пристально на подруг, уже занятых игрой, и вышла из бани.
Холод сырой и глубокой впадины, примыкавшей к реке, заставил её поёжиться. Темнота с глазами старухи даже не сочла нужным прикинуться безобидной. Но, прикрыв дверь, Рита подкралась к окошку – послушать, о чём картёжницы говорят. Те не осторожничали.
– Так я ещё и свинья, – послышался голос Таньки, – Нормально!
– А что тебя удивляет? – спросила Дашка.
– Я её отговаривала, хоть ты мне мешала. Но, почему-то – я свинья, а не ты.
– Да, обо мне просто не зашла речь. У неё есть цель. Все те, кто считает эту цель странной – свиньи.
– Так значит, Сфинкс один – не свинья? – воскликнула Танька. Дашка с ней согласилась. Обе заржали. Стараясь не шелестеть травой, Рита отошла от окошка и, ощутив под ногами утоптанную тропинку, почти бегом устремилась вверх, к огонькам села.
Глава седьмая
Августовские ночи много дольше июньских. Прикинув, что до зари – ещё часа два, а то и два с половиной, а то и больше, Рита решила её не ждать. Вернувшись домой через боковую калитку и чёрный ход , она обыскала нижнюю комнату. Целью этих исканий был офицерский парадный кортик Ивана Яковлевича. Рите казалось, что она видела его то ли на антресолях шкафа, то ли в столе. Поиски успехом не увенчались. Видимо, кортик всё-таки лежал в верхней комнате, а её обыскать возможности не было. В ней спал дед. Пришлось удовольствоваться складным походным ножом. Своими размерами он не сильно уступал кортику, и убить им медведя при некотором везении было очень даже возможно. Рита, хоть линь ей не попадался, всё же считала себя везучей. Положив нож в карман, она вышла в сад, прокралась к забору и перелезла через него на домовладение тёти Маши.
Сфинкс жил в хлеву, деля его с курами, овцами и коровой Розой. Низкий рубленый хлев стоял не близко к избе, под яблонями. Спала тётя Маша крепко, собаки у неё не было, так что Рита без опасений вошла к скотине. Та относилась к ней по-приятельски, с доверительностью тянула морды и клювы, а Сфинкс – так вовсе по-родственному. Открыв его закуток, она позвала:
– Вылазь!
Он вмиг не проснулся. Пришлось ударить его по башке лопатой. Он заворочался, хрюкнул, скребя копытцами, потом вышел – сонный, упитанный, любопытный. Ткнул пятачком в бедро – дескать, что тебе?
– Мы сейчас пойдём с тобой на охоту, – сказала Рита. Сфинкс согласился. Заперев хлев, они торопливо вышли через калитку в воротах и побрели вдоль домов, ни в одном из коих свет не горел, к реке.
Когда кончилась
– Не свались в реку, – строго предупредила Рита своего спутника, – если благодаря тебе она выйдет из берегов – медведи окажутся под водой, и мы с тобой будем вынуждены заняться рыбалкой вместо охоты.
– Хрю! – сердито отвечал Сфинкс, семеня копытцами, – хрю, хрю, хрю!
Тон раскрывал смысл: "Ты чего городишь?До леса – никак не менее километра, и перед ним – возвышение, на котором дорога. Как вода сможет захлестнуть лес?"
Толстячок был прав. Луга за рекой лежали привольные, и она даже в половодье не подступала к лесу вплотную. Идя по этим лугам, охотница на медведей и её розовый спутник всей широтою родственных душ упивались ночью. Небо яснело. Холодные августовские звёзды блестели из камышей и мокрой травы, как глаза русалок. Из-за огромной тучи, которая уползала, хитро выглядывал край луны.
Под крик первых петухов, проснувшихся за рекою, перевалив возвышение, на котором чернел вдоль леса большак, парочка вошла в смолистые дебри. Путь лежал по тропинке – одно из многих, пересекавших лес. По хвойному лесу легче идти, нежели по лиственному -поменьше валежника и травы, побольше простора между деревьями. И с тропинки сбиться куда как легче. Так вот и сбились, пройдя всего километра два. Поняв, что произошло, и что невозможно определить, где север, где юг – на небе сияло всего лишь несколько звёзд, Рита не встревожилась. Ей ведь было до глубины души всё равно, куда направляться. Сфинксу – тем более. Побрели они дальше, весело напевая и бодро хрюкая. И застал их в лесу рассвет – холодный, сырой.
Заря занималась вялая. Не иначе – всю ночь пила, беря пример с Риты. Угрюмы были её глаза. Не заря, а ведьма встала над лесом. Солнце вконец испортило настроение, внеся ясность в происходящее. Не опасность встречи с медведем обескуражила Риту, как это произошло бы с любой другой протрезвевшей девочкой, а её маловероятность. Кругом стеной стояла тайга, иначе не скажешь. Как его сыщешь в этаких дебрях, медведя-то? Он ведь не идиот – выходить на битву с Наполеоном! Кутузов, помня разгром под Аустерлицем, осмелился это сделать только после того, как Наполеон истощил половину сил, пройдя пол-России. Очень возможно, что и медведь решил его вынудить прошагать половину леса. Взглянув на Сфинкса, Рита спросила его, согласен ли он принять правила игры, навязанные врагом. Сфинкс не возражал. Более того – он вдруг побежал вперёд, подбадривая попутчицу, уже несколько утомлённую четырёхчасовой прогулкой.
Солнце уже стояло над соснами. Миновав поляну, потом – лощину, до дна заросшую ёлками, а затем перейдя ручей, друзья набрели на очень густой малинник. В нём, разумеется,задержались. Ягод на каждой ветке висели россыпи – обожраться. Сфинкс отдавал им должное с такой страстью, что даже ушки поджал и перестал хрюкать. Но Рита всё же опережала его – благодаря росту и двум рукам. Ей вспомнились вдруг слова – не то из какой-то книжки, не то из фильма: "В раю – малина сочная, сладкая!" Здесь был рай. Совершенно точно.