Последняя тайна Лермонтова
Шрифт:
Почему у меня нет видеокамеры? Такие кадры пропадают – улепетывающий по коридору Пауэрлифтинг споткнулся, и, чтобы не шлепнуться, взмахнул ручищами, как огромными крыльями...
Сменив балетки на ботинки на плоской подошве и набросив куртку, я спустилась вниз и с удовольствием нырнула в осень, чуть пахнущую дымом и опавшими листьями.
Погода стоит яркая и хрустальная. Я прошла по дорожке всего пару шагов, и свежий воздух милосердно унес мои глупые мечты прямиком в синее небо, замазанное редкими облаками.
У Вована темно-зеленый «бумер» –
Я смотрю на Вовчика, лихорадочно выбивающего коврики, потом бросающегося ладонями счищать невидимые соринки с пассажирского сиденья. И мне начинает казаться, что я – неопытная студентка, впервые приглашенная на свидание, которой отчаянно остро хочется хихикать.
Непонятный треск слева – я обернулась, а потом подмигнула объективу фотоаппарата разрумянившегося Стаса.
Почему-у-у у меня нет видеокамеры?! Я бы крупным планом взяла недоуменное лицо Вована.
Не понял – счас получишь – канай отсюда!
Эта нехитрая цепочка мыслей перетасовала гримаски крупного лица, сжала огромные кулачищи и режет Стаса тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей.
Фотограф слишком занят, никакого внимания набычившемуся Вовану: меняет объектив, устанавливает фотоаппарат на штатив.
– Наталия, Володя, давайте вместе. – Стас махнул рукой в сторону лужайки, за которой виднелись пожелтевшие березы. – Сейчас освещение потрясающее, никакого фотошопа не понадобится!
Я думала, Стас останется возле камеры, но он присоединяется к нам с Вовчиком, сурово взирающим в объектив.
И фотоаппарат снимает сам! В нем что-то трещит, сверкает, щелкает!
Потом мы, дождавшись, пока Стас открутит фотоаппарат от штатива, таращимся на экран.
– Какая умная техника сегодня! Вот, фотоаппарат сам сделал снимки, и мы сразу же можем увидеть изображение. Ой, а этот удалите, у Володи тут глаза закрыты!
– Да, неудачный ракурс. Но в общем и целом сессия – блеск. Люблю с автоспуска снимать!
– Стас, а вот мне интересно, что будет в плане прогресса лет через сто? И что сказали бы люди, жившие в прошлом веке, по поводу нынешней техники? Они ни за что бы не поверили...
Не поверили бы своим глазам...
И я своим не верю тоже...
– Невероятно, – выдохнул Стас, увеличивая изображение на дисплее фотоаппарата, – невероятно, но... вы же видите?
Мы – видим.
Ну или по крайней мере я – вижу. С Пауэрлифтингом в плане реакции, кажется, по жизни все, если не глухо, то не очень быстро.
В это невозможно поверить. Но...
На зеленой лужайке, нестерпимо яркой от солнца и желтизны деревьев на заднем фоне, стоят пять фигур.
Я.
Стас.
Пауэрлифтинг.
И за нами с любопытством наблюдают проходящие по дорожке за нашими спинами полупрозрачная женщина в чепце и длинном платье и невысокий худой мужчина с коком взбитых волос...
Кажется, теперь стало понятно, о чем мне собиралась рассказать погибшая горничная...
– Если дамочка – Щербатова, то ее спутник, получается, Лермонтов? Отлично: княгиня звала-звала любимого
– А ведь я ни вчера, ни сегодня не бухал, – пробасил Вовчик и инстинктивно отодвинулся от фотоаппарата. – А фигня всякая мерещится.
Стас, побледнев, хватал ртом воздух. И вдруг, ни говоря ни слова, рухнул на землю.
Вован – чудеса ловкости, все-таки есть у спортсменов реакция – умудрился поймать вылетающий из ослабевших пальцев фотоаппарат. Я попыталась подхватить парня, но тяжелое мужское тело удержать сложно. Уже понятно – он вот-вот упадет, надо только стараться придержать его голову, потому что если он ею жахнется о плиты или о поребрик, мало мальчику не покажется...
Они появились в считаные секунды. Первой – кто бы сомневался – примчалась Белоснежка от журналистики, приоткрытый рот, сияющие глаза, да дайте же стервятнице поскорее крови! Натренированная девица! Падаль не успевает еще протухнуть, а Юля тут как тут, явилась не запылилась.
– А что здесь происходит? Почему Стас в обмороке? – Победительница гонки к сенсации возбужденно замахала руками. – Ста-а-асик?! Ты живой?
Потом к треску Юленьки добавились тонкие всхлипывания Антона-Эмо, осторожные расспросы его мамаши-маскирующейся пираньи, степенный голос Кирилла Алексеевича. И даже Гарик Левицкий стал почему-то активно плевать себе под ноги – видимо, выражая сочувствие по-писательски оригинальным способом.
Фотограф постепенно начал приходить в себя. Открыл глаза, едва различимо пробормотал:
– Извините. Даже сам не понял, как все это случилось. Что, я упал? Вот это я даю!
Отлично. Стас оклемался и жить будет. А мне здесь больше делать нечего.
Не отвечая на сыплющиеся со всех сторон вопросы, я дернула Вовчика за рукав толстой синей байки.
– Кто-то обещал отвезти меня в Озерск? Договоренность остается в силе?
Не буду никому ничего объяснять.
Пусть сами пялятся на тот снимок и гадают, что делает возле замка парочка привидений.
Я этого не понимаю. Не хочу об этом ни думать, ни говорить. Слишком страшно и тревожно. Мне не хочется во всем дойти до самой сути. Я видела столько непонятных, необъяснимых вещей, после которых мне уже просто оставить за скобками мыслей парочку привидений. Тем более когда мне с таким энтузиазмом старается помочь ледяной ужас...
– Я такую киношку видел. Забыл, как называется. Крутая, американская. Там в доме жили как бы умершие люди. Как бы они тоже в натуре были привидениями. А потом как бы...