Последняя тайна Лермонтова
Шрифт:
– Что же вы, Наталия Александровна, на фейерверк не смотрите?
К смерти готовлюсь. Бегу за куколкой, презентованной Айо. Но вот, кажется, не успеваю. Слишком поздно, амулет уже не поможет.
Потирая бритую голову, на меня смотрит Гарик Левицкий.
Глаза-ножи.
Кривая улыбка.
И зачем он делает эти пару шагов навстречу?
Я просто физически чувствую, как от него исходит угроза.
– Фейерверк не смотрите, все время что-то вынюхиваете. Вы думаете что, я – полный идиот и ничего не понимаю? Я обо всем догадался, – шипит он,
Его пальцы на моей шее очень быстро избавляют меня от дрожащего оцепенения.
Ого! Он что, дурак, с асфиксией не шутят!!!
Плюнув в налившуюся кровью рожу, я попыталась врезать Гарику по яйцам. Но – проклятый голубой шелк, ненавистная пышная нижняя юбка, мерзкие кружевные оборки!
Они облепили ноги, обволокли мягким, но прочным футляром, стали тормозящими тяжелыми гирями.
– На какое издательство ты работаешь?! Кто из конкурентов меня заказал? Отвечай, сука! Ты видишь, до какого состояния ты меня довела? Я уже за себя не отвечаю, контролировать себя не могу! Сейчас ты у меня за все получишь...
Сначала я не могу говорить. Потом видеть – физиономия Левицкого, перекошенная, с крупными дрожащими губами вдруг резко теряет фокус, превращается в расплывчатый блин. И вот обрушиваются одновременно темнота и духота...
А дышать, оказывается, так хорошо. Вкусно. Воздуха вокруг меня много-много. Я в нем, безбрежном теплом океане, плыву. Его можно слушать, он напоминает громогласный звучный симфонический оркестр, исполняющий торжественную музыку. В ней множество нюансов – гарь сжигаемых листьев, свежий ручеек сквозняка, расплавленный свечной воск, затихающие отголоски одеколонов и духов.
– Ты что, совсем спятил? На женщину руку поднимаешь, козел! Долго думал, а?!
– Послушай, она за мной шпионит. Все вещи в номере перерыла!
– Да ладно, ты гонишь! Ты мне смотри, я тебя по-хорошему предупреждаю – только шаг к ней сделаешь, я тебя по мордасам, по мордасам!
Пыхтение, звуки ударов, шум борьбы.
Ресницы налились свинцом, поднимите мне веки, я хочу видеть этого человека.
Конечно, Вовчик. Выныривая из бархатного обморока, я не узнала его голос, но теперь идентификация прошла успешно. Толстенький, шкафообразный, он оседлал своего извивающегося близнеца и дает ему звонкие пощечины, одну за другой, хлоп-хлоп.
Спасена! Отомщена! Это прибавляет мне сил, подняться на ноги получается почти без труда.
– Успокойтесь, Гарик. Я не скажу конкурентам, что ваш новый роман будет связан с неизвестными стихами Михаила Лермонтова.
Страсти-то какие... С лица сбледнул, за сердце схватился! Все-таки иногда я оказываюсь весьма и весьма проницательной барышней! Или это Вован, до сих пор так и не слезший со светоча современной прозы, его придавил до мертвенной бледности? Не балерина ведь поди, весит прилично!
– И не старайтесь
Пауэрлифтинг счастливо улыбнулся, круглощекий мальчик, которому пообещали вкусную конфету. И сразу же погрустнел, стал мрачнее тучи. Я невольно вспомнила своего сына; когда он был маленьким, переходы от ослепительного счастья к наигорчайшему горю осуществлялись в доли секунды.
– Так а все закончилось уже. Поздно вы надумали! Сейчас ужин начнется. После фейерверка народ в ресторан будет подтягиваться. Впрочем, потанцевать можно и в номере.
– Да-да, отличная идея, – прохрипел помятый писатель, предпринимая очередную попытку спихнуть с себя тяжелую гору мяса. – Танцуйте, занимайтесь сексом. А еще лучше, свяжите ее! Чтобы она по замку не шлялась и вещи мои в номере не разворачивала! Можете доложить вашим заказчикам: рукопись не найдена! Не такой я идиот, чтобы позволить конкурентам ознакомиться с новым романом!
– Ну че ты гонишь? – Вован тяжело задышал. – Че ты против нее имеешь? Не понял, что ли, опять, в натуре, нарываешься? Я тебе что говорил? Предупреждал, сейчас опять в пятак получишь...
Мне все равно, чем там у ребяток дело закончится.
Пока я могу свободно передвигаться.
Пока на меня не бросаются местные сумасшедшие.
Пока я сама не сошла с ума от нехороших предчувствий и неадекватного поведения окружающих.
Надо срочно пользоваться ситуацией, ловить момент и делать самое главное!
С нужным мне человеком я столкнулась в коридоре.
– О, Михаил, как хорошо, что я вас встретила! Айо, вы позволите на время украсть вашего кавалера? Спасибо. Да, я хотела поговорить наедине, это очень важно.
Он так близко. Улыбается – приятно, что взяла его под руку? У Михаила потрясающий одеколон с тонким древесным ароматом, жаркие глаза и полуоткрытые губы.
Только мне... мне уже все равно.
Болезнь прошла так же внезапно, как и началась. Наступило полное и совершенное выздоровление. Я понимаю: приговор окончательнее окончательного диагноза. И... оказывается, мне жаль, что я протрезвела. Хмель любви дарит сильные эмоции, волнение, полет, счастье. Мне было стыдно и неудобно в моих сумасшедших мыслях. Но – так тепло...
– Ну и о чем вы хотели поговорить? Послушайте, а что это у вас с шеей? Вот это страсти, как вас, однако, целуют! Извините...
– Целуют – если бы! Это не засосы, отпечатки пальцев! У писателя сдали нервы и он решил меня немного подушить. Обстановочка здесь та еще. Господин Панин, я на полном серьезе предлагаю вам подумать над штатным психиатром. Тут у людей активно едет крыша и требуется кто-нибудь на подхвате. Вы зря смеетесь!
Он хохочет еще оглушительнее. Потом, опять услышав, что Левицкий действительно пытался меня задушить, умолкает, недоуменно вскидывает брови.