Последняя воля Нобеля
Шрифт:
— Но это она…
— Тихо! — прикрикнула Анника на сына. — Ты вообще не имеешь права ее бить. Какой же ты мальчик, если бьешь девочек? Ты меня слышишь? Ты меня слышишь?
— Да, — ответил Калле, опустив голову.
— Успокойся, — сказал Томас, но Анника пропустила этот совет мимо ушей.
— Смотри мне в глаза, — сказала она сыну, и он посмотрел на мать из-под челки. — Калле, ты должен перестать лгать и сваливать на других свою вину и перестань драться с Эллен. Тебе же не нравится, когда другие дети тебя обижают? Как ты думаешь, как
Он снова опустил голову.
— Она огорчилась, — сказал он.
Анника привлекла его к себе и прижала на несколько секунд.
— Ну все, я пошла на работу, — сказала она, но Калле вдруг порывисто обнял ее за шею.
— Нет! — закричал он. — Останься дома, мама! Побудь со мной сегодня!
— Но папа же дома, — сказала Анника, и мальчик бросил на отца быстрый застенчивый взгляд, но потом снова прижался к матери, зарывшись лицом в ее волосы.
— Я хочу остаться с тобой, мама, — упрямо повторил он.
Она мягко освободилась из его объятия и посмотрела на Томаса.
— Стоило бы вытереть стол, прежде чем дети сели рисовать, — заметила она. — Они потом носят рисунки по всему дому, а мы удивляемся, откуда на стенах пятна.
Томас вдруг почувствовал безмерную усталость. Его словно хлестнули грязной мокрой тряпкой.
— Иди на работу, — сказал он, встал и отвернулся.
Она вышла, не сказав ни слова. Он подождал, когда за женой захлопнется дверь, и сел за кофе.
Она никак не может удержаться. Надо же, напомнила, что надо вытереть стол. Если бы она сама всегда убирала грязь. Вчера жены Ларссона и Альтина сложили грязные тарелки в раковину. Томас с раздражением отметил, что с утра никто так и не удосужился поставить их в посудомоечную машину.
Что она вообще сделала вчера для вечеринки? Купила какую-то готовую дрянь, подогрела в микроволновке! Она выставила себя полной дурой перед его коллегами и ужасно вела себя с соседом, а потом бросила его наедине с гостями, тарелками и прочим.
Он сильно разозлился, вспомнив все это: как она кричала на соседа, как жены коллег смотрели на нее, как мужчины предпочли сменить тему. К его удивлению, вечеринка затянулась до часу ночи. Крамне допил коньяк и попросил еще, но Альтин его остановил, напомнив, что им всем завтра надо быть на работе.
Может быть, так получилось, потому что был статс-секретарь. Томас понимал, что прокололся с его приглашением, но Халениус оказался компанейским парнем, и, наверное, только благодаря его присутствию вечер затянулся так надолго. Все было хорошо, потому что он оказался здесь.
Может быть, правда, они ждали возвращения Анники и нового скандала?
Он налил себе остывший, ставший безвкусным кофе.
Она больше не хочет заниматься с ним сексом.
Он давно не испытывал такого сексуального желания, даже когда все было плохо с Элеонорой. Во всяком случае, после ссор его бывшая супруга не возражала против секса, но Анника после случая с Красной волчицей вообще перестала обращать на него внимание.
Теперь вот она решила снова выйти на работу, как будто не понимает напряженного положения у него на работе. Сначала решила переехать, а теперь, когда ему надо сосредоточиться на своей карьере, он должен думать о красках и штукатурке.
«Интересно, теперь так будет всегда? Остаток жизни я проведу сидя здесь? Неужели я не заслужил чего-то большего?»
Томас почувствовал биение пульса на шее и решил отложить эти вопросы. Он слишком устал и слишком много выпил вчера. Он взял газету и снова принялся читать передовицу.
Кто знает, может быть, сегодня она придет домой с едой, потом они поужинают и займутся сексом, как в старые добрые времена.
В передовой статье речь шла об откликах на обсуждение его предложения о прослушивании. Ассоциация адвокатов выступила против, так же как и парламентский омбудсмен. Они раздули кадило, считая, что есть все объективные основания для того, чтобы зарубить предложение целиком.
«Но ничего, мы знали, что так и будет», — подумал Томас. Газетчики сами не понимают, о чем пишут.
— Папа, — позвала его Эллен.
Томас вздохнул.
— Что?
— Я хочу пить.
Он недовольно поморщился, но отложил газету, взял стакан и налил воды из фильтра. Поставив стакан перед дочкой, снова взялся за газету.
— Я хочу газировки.
— У нас нет газировки, — ответил Томас. — Попей простой воды, если хочешь пить.
В передовице предложение раскритиковали, утверждая, что оно нарушает неприкосновенность личности и что в предложенных методах нет необходимости, потому что они неэффективны. Газета писала, что вся директива ЕС о недостаточности данных высосана из пальца, и…
— Папа! — снова позвала его Эллен.
— Что еще?! — воскликнул Томас, отбросив газету.
Девочка округлила глаза и раскрыла рот. Ничего не сказав, она подхватила Поппи и Людде и поднялась по лестнице в свою комнату.
— Что у нас будет на обед? — спросил Калле.
Томас прикрыл рукой глаза и застонал.
Спикен сидел на своем месте, положив ноги на стол.
— Кем был этот убитый? — спросил он, не подняв головы.
— Второй председатель Нобелевского комитета, убитый за последние полгода, — ответила Анника.
Спикен театрально вздохнул.
— Да, — сказал он. — Это написано в газете. Что-нибудь еще?
— Я только что пришла, — напомнила Анника. — Не прошло еще и пятнадцати секунд.
Он метнул на нее быстрый взгляд, сбросил ноги со стола, ухватился за стол и подъехал к нему на крутящемся стуле.
— Мне кажется, что это совершенно тухлая история, — сказал он. — Последи за этим делом сегодня, но не вздумай писать роман для завтрашнего номера.
— Мне казалось, что я больше не работаю в отделе криминальной хроники, — сказала Анника, взяв со стола Спикена грушу.