Последняя возможность
Шрифт:
Андроид на долю секунды задержался с выполнением приказания. Задержка была почти незаметной, но я уловил ее, так как хорошо знал автоматы. «Согласовывает распоряжение с мнемокопией», — подумал я.
Через минуту мы были в кабине. Она предназначалась для пилота, выводящего космолет за пределы солнечной системы. Андроид положил профессора на эластичное силовое поле, а я сел на пружинистое завихрение и начал думать. Положение было не из веселых. ОН может меня заставить… Я знал, что ОН может принудить меня к транспозиции. ЕМУ подчиняются все автоматы…
Однако должен же быть какой-то выход…
Я минуту раздумывал над этим. Ну да, разумеется, да. Когда перестанет действовать питание. С момента прекращения доступа энергии до включения запасных агрегатов на полную мощность проходит около полутора минут. За это время андроид исполнит приказ, разобьет координационный центр, и, когда питание вернется к норме, мнемокопия уже будет выведена из строя. Вдруг я заволновался. Неужели так легко вывести мнемокопню из строя? Я был одним из конструкторов системы внутреннего предохранения, и такой простой способ уничтожения мнемокопии по-настоящему огорчил меня. Так, значит, предохранение не безотказно… Хотя, с другой стороны, успокоился я, предохранение… было запроектировано на случай вторжения в корабль неизвестных существ, но никто не предполагал, что этим существом будет конструктор, знающий устройство, принцип действия и слабые места мнемокопии. Да, тот, кто не знает, где находятся координационные центры, долго искал бы их, и за это время на его шее повисли бы десятки андроидов, не считая более тяжелых автоматов с лучевыми метателями, которые распылили бы его на атомы. Но у меня, конструктора, это может получиться. Надо только поговорить с профессором так, чтобы ОН этого не слышал. Значит, надо повредить информационный канал, идущий из кабины.
Я встал. Андроид— хранитель сделал шаг ко мне. Я подошел к инструментальному автомату, производящему мелкий ремонт внутри корабля. Он был предназначен для пилота и, кажется, не имел обратной связи с мнемокопией…
— Лучевой нож, — приказал я. Одна из многих лап автомата, заканчивающаяся ножом, высунулась вперед. Одновременно отозвался ОН. — Что ты хочешь делать? Ведь… — Рассеки на полметра вглубь, — приказал я, показывая то место в стене, где проходил канал.
Блеснуло зеленое пламя, и ЕГО голос умолк на полуслове. Канал был перерезан.
— Профессор, профессор! — кричал я, дергая старика, лежащего на эластичном поле. — Что ты хочешь? — спросил он тихо. — Слушай и запоминай. Ты спустишься вниз к атомному реактору и точно через десять минут — смотри на синхронизатор
— польешь быстросхватывающейся токопроводящей жидкостью предохранители питания. Вот тебе пистолет с жидкостью под давлением. — Я взял пистолет у инструментального
Когда я выходил из кабины, профессор медленно поднимался с эластичного поля. Я пошел в комнату рядом с главным залом, в стенах которой помещались координационные центры. Андроид не отходил от меня ни на шаг.
— Зачем ты вывел из строя канал?-спросил ОН, как только я вошел в комнату.
— Чтобы доказать тебе, что на этом корабле можно кое-что сделать и против твоей воли. — Ты грозишь мне?
— Нет, но хочу доказать, что ты здесь не всемогущ.
— Я разобрал тот автомат на части и уничтожу все остальные, которые мне не подчиняются… Я позабочусь о том, чтобы у тебя не было никаких шансов, даже минимальных.
Я взглянул на часы. Оставалось еще три минуты.
— Меня раздражает этот андроид, — сказал я.
— Это для твоего же блага. Он оберегает тебя от тебя самого.
— Возможно. Но мне нравится симметрия. Андроид! — крикнул я.
Автомат прибежал, топая металлическими ступнями по акриновому паркету. — Стань с другой стороны, — сказал я ему. Он выполнил приказание с той же характерной короткой задержкой. Еще одна минута. Еще полминуты. Он должен говорить, а когда вдруг замолчит на полуслове…
— Я согласен на транспозицию при одном условии.
— Правда? — ОН казался обрадованным. — Да, если мы, конечно, придем к соглашению. — При каком ус…
Умолк! Перестал говорить! Профессор замкнул контуры питания.
— Уничтожай все на метр вглубь! — Приказал я андроиду, показывая на стену. — Ну, уничтожай! — повторил я, потому что автомат не дрогнул.
И тогда я услышал смех. Это был ЕГО смех. Смех мнемокопии профессора. Значит, не удалось, профессор не повредил питания. Он смеялся еще некоторое время, а потом спросил:
— Ты хотел меня уничтожить?
— Хотел.
— И жалеешь, что не удалось?
— Жалею… Ты не представляешь себе как жалею…
— Ты забыл об андроиде, Гоер, — засмеялся он снова. — Через андроид, через твоего хранителя, я слышал вас также хорошо, как через канал связи. Он был прав, а я оказался последним идиотом.
Но этот андроид все время молчал, ничего не делал и только сопровождал меня, так что я просто забыл о нем. А он нас слышал.
— Что с профессором? — спросил я.
— Вот я.
— Я спрашиваю о профессоре. Ты — только мнемокопия…
— Другого профессора нет.
— Ты убил его?
— Я распылил свой белковый эскиз на атомы. Собственно, я благодарен тебе, потому что этот мой не совсем удачный прототип только раздражал меня. Но во мне еще кое-что осталось от вашего мышления, и мне трудно было решиться… на какую-нибудь радикальную меру… А так… — Как ты мог!
— Я защищался. Он хотел вывести из строя систему питания. Теперь я профессор, единственный профессор, профессор биофизики из университета в Лиме. Профессор в несколько измененном виде. Никакая не мнемокопия, а профессор. Понимаешь? И я решил это уравнение, не он. Я! Минуту я молчал.