Последствия больших разговоров
Шрифт:
– Да что ты?!
– Алла улыбнулась ей улыбкой сдержанно-вежливой акулы, протянула руку и резким рывком переместила шталевскую возню в вертикальное положение.
– А на вид и не скажешь.
– Я еще никогда не ощущала столько злости!
– И как это может нам помочь?
– Ну, думаю никак.
Алла, махнув рукой, отошла, а Эша снова попыталась погрузиться в ощущения. Вновь с беззвучным ревом вздыбилось и налетело цунами злобы, но на этот раз она была готова и устояла на ногах, а злоба бурлила вокруг, и она ощущала все ее оттенки и переливы - злоба многих существ, диких, хищных, одиноких, никогда никем не любимых и даже не знающих, что это такое, но сполна изведавших презрение и оскорбления. Их трогали,
Кипящий океан злобы начал распадаться на бесчисленное множество мелких ручейков. Источники одних были близко, других - где-то далеко наверху, и только один был словно везде, и злоба его стекала, как водопад по стенам круглого ущелья. Она была слегка иной, странно двойственной, и Эша ощутила вдруг, что нечто, источающее эту злобу, определенно сбито с толку. Существо словно не могло решить, кем оно является. Нет, оно определенно было чем-то хищным, живым, оно желало двигаться, ему природой было предназначено нападать и убивать двуногих мелких созданий, снующих в его нутре и столпившихся перед ним на улице...
...но они ничего не покупают, почему они ничего не покупают, все приходят, чтобы покупать... не смотрят товар, и тележки лежат пустые, и молчат сканеры... я нехорош для вас, мой товар вам не годится?.. почему они ничего не покупают?..
Магазин определенно сохранил остатки своей первоначальной природы, их было еще довольно, и это окончательно сводило его с ума. Очень трудно быть одновременно и магазином, одной из основ существования которого являются покупатели, и кровожадным существом, желающим этих покупателей съесть и тем самым лишить их возможности что-либо купить. Шталь попробовала "объяснить" магазину, что он является только магазином и ничем иным, в злобе ей почудился всплеск легкого недоумения, а в следующее мгновение она снова оказалась на полу. На этот раз ей пришлось вставать самостоятельно - ейщаровские сотрудники были слишком заняты ситуацией, а прочие - самими собой. В голове постукивал крошечный барабанный оркестр, кроме того, она чувствовала себя невероятно уставшей, а когда Эша провела ладонью по носу, то обнаружила на пальцах кровь и испугалась. В плотоядном домишке кровь носом пошла определенно от издаваемых им звуков, а вот здесь это было больше похоже на перенапряжение. Уж не это ли имел в виду Ейщаров, когда говорил об опасности масштабных "разговоров"? В период между "Березонькой" и простудой в компании разозлившегося зонтика Эша чувствовала себя прекрасно... но там вещи были изначально расположены к беседе. И были пленниками, а не обозленными сумасшедшими.
Держась за голову, она добрела до Таможенника, дорубавшего на полу подобравшийся слишком близко удлинитель, и промямлила:
– А ведь тележки не превратились...
– Я сейчас немного занят, - отозвался Гена, размахиваясь для очередного удара, но тут же повернулся.
– В ювелирном тоже не все украшения превратились. Половина, а может и меньше. А обстановка вообще не превратилась.
– И кассы не превратились, - заметил длинный неГоворящий.
– Вообще много чего не превратилось.
– Значит вещи Лжеца тут действительно нет...
– Изложи, только очень быстро, - потребовал Скульптор, поглядывая враждебно - верно, все еще злился из-за своего сатира. Нет, ну а простите, чего вы хотели - суете девушку в мраморные объятия без ее разрешения и отчаливаете! Эша невольно взглянула на площадку, где виднелись пока еще невредимый Монстр-Джимми и пустая полусогнутая рука вновь одинокого
– Да как один дед мог такое натворить?!
– Ходил сюда много дней подряд, и в вещах, которые никто не покупал, накапливалась его злоба. Залежавшиеся украшения, духи на витрине, техника в демонстрационном зале, образцы люстр... А на днях, видимо, пришел сюда с вирусом - причем, судя по масштабности его действия, дело не только в... э-э, иммунной ослабленности вещей, но и в его запасе. Вероятно, он много времени проводил рядом с источником этого вируса, и если мы узнаем его маршрут...
– А почему холодильные витрины превратились?
– удивился Скульптор.
– Это же не товар! Они нам в бакалее такое устроили - вон, погляди сама!
Шталь вытянула шею и поглядела. В видимой части бакалейного зала густо, по-новогоднему шел снег.
– Думаю, он изливал свою ненависть на продукты, которые в них лежали, но продуктам ведь все равно, и вся ненависть досталась холодильникам.
– Да ну, за что ненавидеть сыр и колбасу?!
– фыркнул Гена.
– За их цену, за что ж еще?! Как и все остальное - за недоступность.
– А чего тогда тут столько удлинителей?! Они-то, как раз, вполне доступны.
– Это я не знаю, - Шталь сердито вытерла нос.
– Нужно узнать, кто этот дед. Может, у него с собой документы?
Прежде, чем кто-то успел что-либо сказать или сделать, она проскользнула в щель между Геной и дверной створкой и ринулась к лестнице. Позади что-то закричали, но Шталь, прыгая через многочисленные разломы и уворачиваясь от удлинителей, успела отбежать на приличное расстояние, прежде чем зацепиться ногой за очередную вздыбившуюся плиту и шмякнуться на пол. Сейчас же к ней обрадованно устремился откуда-то взявшийся золотой паучок со злыми рубиновыми глазками, со слабым звоном волочивший за собой золотую цепочку, и уже почти вцепился ей в нос, как тут с плеча Эши спрыгнула Бонни, которой, вероятно, все это уже порядком надоело, и решительно направилась к хищному украшению, стремительно перебирая лапами. То ли потому, что птицеед был раз в десять больше его, то ли по еще какой причине, золотой паучок решил не связываться ни с Бонни, ни с ее рухнувшей владелицей и проворно укатился прочь. Паучиха развернулась и раздраженно скакнула на подставленную ладонь.
– Хороший паук, - пробормотала Эша, вставая и переправляя Бонни обратно на плечо.
– О, господи!
Последнее адресовалось Электрику, внезапно обнаруженному на расстоянии полуметра от нее и немедленно вцепившемуся ей в руку.
– С ума сошла?! Живо обратно!
– Я должна проверить, есть ли у него документы!
– прошипела Эша и, свирепо дернув рукой, выяснила, что обделенный ростом Слава отнюдь не обделен силой и крепостью хватки.
– Пусти, или я тебя укушу!
– А я тебя стукну автоматом!
– пообещал Слава, нервно озираясь.
– Ты можешь пойти со мной.
– Ладно.
Вместе они добежали до начала лестницы и остановились, с опаской глядя на раскачивающееся стальное сооружение, бывшее ранее перилами и теперь напоминавшее плохо сделанное макраме великанши-рукодельницы. Макраме зловеще скрежетало, и Эша попыталась ощутить его, но почувствовала лишь бездумную злобу. Видимо, перила являлись неотъемлемой частью магазина, и теперь он перестраивал их в соответствии с новыми представлениями о своем внутреннем виде. Эша с содроганием посмотрела на щуплую фигурку на ступеньках, бледно-серое морщинистое лицо с перекошенной челюстью и запавшие, стеклянные, с мутью, глаза. Старик и в самом деле был мертв. Не витает ли здесь сейчас его злой дух и не подстегивает ли безумие вещей, нашептывая им про них самих разнообразные гадости. Внезапно, не к месту, ее посетили две мысли - ведь если есть вадики, то, вероятно, есть и призраки? А могут ли Местные стать зараженными?