Последствия неустранимы
Шрифт:
Туманов упрямо не хотел уходить из кабинета, и Бирюкову самым серьезным образом пришлось доказывать упрямцу его невиновность. Когда в конце концов за Олегом все-таки закрылась дверь, Антон устало откинулся на спинку стула. В напряженном мозгу назойливо билось одно и то же: «Софья Георгиевна?.. Огнянникова?.. А если Надя Туманова?..» Ответа пока не было.
Бирюков взялся за телефон и набрал квартирный номер Головчанских. После нескольких продолжительных гудков в трубке послышался слабый, похоже, заплаканный женский голос.
— Софья Георгиевна?.. — спросил Антон.
— Нет, это сестра
— Мне бы Софью Георгиевну на минутку.
— Ее только что «Скорая» увезла в больницу.
18. Из крайности в крайность
Районная больница находилась на окраине райцентра, в сосновом бору. Собственно, это был целый больничный городок с двухэтажными лечебными корпусами и подсобными помещениями. В приемном покое Антон Бирюков узнал, что Головчанская госпитализирована в терапевтическое отделение, и прошел на территорию городка. По дорожкам между цветниками прогуливались выздоравливающие больные. У хирургического корпуса, в небольшой беседке, свежевыбритый старичок в полосатой больничной пижаме тайком покуривал сигарету. Антон узнал Пятенкова, остановился и спросил:
— Как жизнь, Максим Маркович?
Пятенков, словно испугавшись, подошвой тапочка мигом придавил окурок:
— Жизнь — на все сто! Выкарабкался, елки-моталки, с того света! Доктора пока не позволяют курить и принимать густую пищу. Куриным отваром потчуют. Но в том отваре все необходимые организму витамины имеются, кроме спирта. Так что, как говаривал мой покойный папаша, живы будем — не помрем.
— Больше не пейте всякую гадость.
— Что ты! Теперь стану вдвое наблюдательней. Обжегшись на коньяке, буду дуть и на водку… Тьфу, оказия! Хотел сказать «на воду»…
Бирюков шутливо погрозил старику пальцем и пошел дальше. Прежде чем встретиться с Головчанской, он переговорил с лечащим врачом. Состояние Софьи Георгиевны, по мнению врача, было вполне удовлетворительным, и никаких препятствий для беседы с нею не имелось.
— Правда, ведет Головчанская себя несколько странно, — сказал врач. — То вдруг чуть не до истерики доходит, то впадает в прострацию.
— Чем это объяснить? — спросил Бирюков.
— Основная причина, конечно, заключается в смерти мужа. Психическая травма очень серьезная. Вдобавок неуравновешенный, вспыльчивый характер. Временами Софья Георгиевна похожа на капризного ребенка, привыкшего, чтобы любое желание выполнялось как по мановению волшебной палочки. Сегодня, едва доставили в палату, потребовала успокаивающий укол. Медсестра, обрабатывая шприц, чуть замешкалась. Софья Георгиевна разбушевалась до истерики.
— Посоветуйте, как с ней лучше говорить?
— Как сочтете нужным. Психически Головчанская совершенно здорова, а крайности в настроении носят чисто показную видимость. Это, мягко говоря, от невоспитанности.
— Зачем же ее положили в больницу?
— Родственники устали. Попросили устроить в стационар — подлечить нервную систему. Я сейчас приглашу Софью Георгиевну сюда. Здесь и поговорите.
Врач вышел из кабинета, а через несколько минут вошла Софья Георгиевна. В больничном халате, перетянутом пояском, она походила на
— Даже в больнице не даете покоя?
— Софья Георгиевна, нам нужно поговорить спокойно, — будто не заметив грубости, сказал Бирюков. — Садитесь, пожалуйста.
— Я не стану с вами разговаривать.
— Почему?
— Потому что жаловалась на вас областному начальству, и вы теперь будете мстить.
Антон улыбнулся:
— Это совсем детский аргумент. Не капризничайте. Садитесь, поговорим как взрослые люди.
Головчанская, хотя и с неохотой, но все-таки села. Сейчас она совершенно не походила на сдержанную рассудительную женщину, какой была при первой встрече с Бирюковым.
— Чем вызваны ваши жалобы? — спросил Антон.
— Почему до сих пор не арестованы убийцы моего мужа? — вопросом на вопрос ответила Головчанская.
— Кто они?
Софья Георгиевна театрально всплеснула руками:
— Вы слепые, глухие?.. Весь райцентр говорит о Тумановых, а у вас уши ватой заткнуты!
— Мы не собираем сплетни.
— Потому что вы бездельники! Привыкли ни за что не отвечать.
— О нашей деятельности, Софья Георгиевна, судить не вам. Если на то пошло, то ваша ревность дает основание…
— Подозревать в смерти Саши меня?
— Да, вас.
Лицо Головчанской стало мертвенно-бледным.
— Вы обалдели?.. — сквозь зубы процедила она и выкрикнула: — Это месть за мою жалобу! Месть!!!
— Это предположение, — спокойно возразил Бирюков. — Вы ведь ревновали мужа. Скажите, не так?..
— Бред! Идиотский бред!
— Допустим. Но кто дал вам право шантажировать по телефону Тумановых?
— Они сами мне признались. Олег даже сказал, что пойдет сегодня в уголовный розыск или в прокуратуру с повинной.
— Он приходил, но я не принял его «повинную».
Головчанская сжала худенькие кулачки:
— Хотите спасти Тумановых? Они, наверное, вам взятку дали? Ваш номер не пройдет! Я напишу Генеральному прокурору!
Бирюков нахмурился:
— Не кричите так громко. И не надо, Софья Георгиевна, пугать прокурором. Олег не виноват в смерти вашего мужа. Александра Васильевича отравила женщина.
— Надя Туманова! — опять выкрикнула Головчанская.
— От кого получили такую информацию?
— Я не стану перед вами отчитываться.
— Скажите мне правду, и тогда мы быстрее найдем действительного убийцу.
— Не скажу!
— Напрасно. От того, что вы будете строчить жалобы, раскрытие преступления не ускорится.
— Приедет из Новосибирска или из Москвы опытный следователь и ускорит.
— Он задаст вам те же вопросы, которые пытаюсь выяснить я.
— Ему расскажу. — Головчанская скептически усмехнулась. — А то, видите ли, заявляется ко мне домой следователь прокуратуры… Мальчишка с проницательными глазами. Но вопросики подкидывает заковыристые: где я была в ту ночь, когда отравили Сашу? Знала ли, что Саша не уехал в Новосибирск?.. Да будет вам известно, ничего я не знала! И знать не хочу! Вот так вот…