Последствия старых ошибок. Том 2
Шрифт:
— Это ты сам для себя решай. Чаще добрый. Не потому что слабин а у него такая, но чтобы не сломать этот мир.
И тогда я решился:
— Колин, ты же нас здесь не просто так держишь? Как приманку?
— Да, — сказал он, не отрывая глаз от реки. — Но я не знаю, на что ОН пойдёт и когда. Если мы вернём вас в космос — станет только опаснее. Там сложнее будет за тобой следить.
— Ты думаешь, кровавый эрцог не успокоится?
— Это не в его стиле. Я не могу понять, чем вызвано затишье в доме
История тридцать шестая. Приманка
Грана, правобережье Тарге
Из отчёта импл-капитана Пайела
— Победить человека может только его собственный гнев.
— Ещё одна боргелианская пословица?
Дерен кивнул. Он стоял ровно, по струнке, как и положено по уставу, взирал на меня вежливо, но без намёка на раскаяние.
За тонким пластиком палатки бушевала гроза. У меня грозы не получалось.
— Ты меня слушаешь вообще? — спросил я резче, чем хотелось.
— Да, господин капитан.
— Я тебя уже полчаса воспитываю. Хоть бы притворился, что понял? Тебя учить — только портить!
Дерен опять кивнул.
— Портить, да?! — рассердился я.
— Да, господин капитан, — в глазах Дерена застыло терпение.
Вывел он меня всё-таки. Мальчишка, а держится лучше иного ветерана. Это какие же нервы надо иметь, чтобы смотреть на звереющее начальство, как на больную простудой мышь?
Что он там про гнев говорил? Я выровнял дыхание и отодвинул эмоции.
— Почему ты так решил?
— Меня учили, что человек рождается с определённым знанием. Сразу. Потом он якобы учится, но только тому, что дремлет в нём само по себе. Остальное знание свободно разлито вокруг: бери — не хочу.
Я вздохнул. Дерен мне в плане воспитания оказался явно не по зубам. Не понятно было: кто из нас кого воспитывает?
— Ну, тогда давай сам выводы делай, — сдался я. — Что думаешь о своем поведении?
— Я думаю, господин капитан, что это была случайность, совпадение. Но я буду внимательнее следить за тем, что говорю.
— Хорошо хоть так, — согласился я без особого восторга. — С вами, гадами, и вправду иной раз повеситься хочется.
— Когда ждёшь долго, но не имеешь привычки ждать — бывает и хочется, — согласился Дерен.
— Ну и что делать?
— Учиться ждать.
— Легко сказать…
— Есть специальные упражнения. Вы у Дарайи спросите. Я рассказать могу, но там есть особенности восприятия и нервной системы. Я не учитель.
— Дерен, скажи, у вас совершеннолетие когда наступает?
— После сорока, в среднем.
— А тебя как из гнезда выпустили?
— Я взрослый уже родился. Так бывает.
— Что значит, «взрослый родился»?
— Душа взрослая. Сама помнит много непроявленного ещё для меня. Я — не знаю, она — знает.
— Трудно так?
— Бывает, — он вздохнул, и черты лица стали мягче. — Но мне нельзя помочь.
— Ты это откуда знаешь? Про приманку? — насторожился я.
— Мы это обсуждали между собой, но не знали, как вам сказать. А теперь я вижу — вы знаете. Я, наверное, искал какой-то способ натолкнуть вас на эту мысль.
— Ты меня запутал. Получается, что разговор с комкрыла ты всё-таки планировал?
— Нет, — терпеливо пояснил пилот. — Нити сошлись сами. Не я планировал его, как человек, а моя душа, наверное, да. Я не умею этого делать сознательно.
— Везёт мне на… — Я не понимал, злиться мне или радоваться, что имею в лице Дерена такое вот «сокровище». — Мой мир до тебя был проще и яснее.
— Нет, — не согласился пилот. — Если человек не чувствует натяжения нитей и не понимает, как действует извечный закон — жить труднее. Человеку кажется тогда, что жизнь полна несправедливостей: кто-то незаслуженно богат или облачён властью, кто-то умирает от голода. Жизнь вслепую, только по законам логики, жутко несправедливая штука.
— Ты меня учишь, мальчишка? — усмехнулся я.
Кто бы рассуждал в 25 лет о справедливости жизни? Мне не многим больше, конечно, ну, так я и молчу.
— Я не принадлежу себе, господин капитан, — Дерен даже плечами не повёл. Что он умел в совершенстве — так это стоять, как положено по уставу, вытянувшись и убрав руки за спину. — Я — капля на пластике. Смотрите…
По покрытию палатки шуршал дождь, дождинки сливались и, словно маленькие реки, текли по пластику окна.
— Где я среди них? — чуть улыбнулся Дерен. — Но потому мне и не больно. Внутри — не больно. Для таких, как я, есть только физическая боль. Но и её можно перетерпеть или пережечь самого себя. Когда ты готов внутренне принять боль и открыт ей — телесные рецепторы выгорают. И ты уже ничего не чувствуешь.
Я смотрел на пилота, и мне казалось, что говорит со мной не он, а кто-то гораздо старше и мудрее. Может, он прав, и так тоже бывает?
— Ладно, иди, — сдался я. — Нет, стой! Если мы приманка, то… Что нам делать?
Тайэ, Цитадель
Зверь был великолепен — мощный, осанистый, с дымчатой блестящей шкурой и холодными, умными глазами. Вблизи он показался даже массивнее, чем на голо, а страшные клыки виднелись и при сомкнутых челюстях. Хайбор.
Зверь смотрел на Энрихе с ленивым достоинством: вали, мол, отсюда, чужак, не до тебя мне. Значит, сезон спаривания ещё не начался, и самки поблизости нет. Повезло.