Последствия старых ошибок
Шрифт:
— Боргелиане, значит, — констатировал я, подхватывая Дерена, чтобы он не упал. — А в армии ты зачем?
Пилот улыбнулся беспомощно:
— Так мне легло, капитан. Я думал — мир иной, чем теперь вижу.
— Наигрался? — усмехнулся я.
— Хотелось бы, — кивнул Дерен. — Только теперь я нужен сородичам здесь. Что–то происходит в мире не самое лучшее. Старым философским системам жить осталось совсем немного. Прав ваш знакомый грантс — мы слишком увлеклись словами. Свели мыслительный процесс — к проговариванию, рассуждение — к спорам, восприятие мира — к словесным клише и штампам. А это совсем не работа ума, а только её малая, фиксируемая словами часть. Мирозданию не нравятся штампы.
Дерен вроде бы говорил со мной, но зрачки его остановились.
— Вальтер, — я взял его за плечи и встряхнул, — а ты не собрался утонуть на суше?
— И это ВЫ мне говорите? Это же вы неделю назад вытащили нас из бездны. Мы же едва не уничтожили себя…
Пилот был с нами и не с нами. Лицо его изменилось до неузнаваемости. Бойцы примолкли и столпились вокруг.
— Вы понимаете, зачем летела сюда правительственная комиссия? Правительство хотело любой ценой заполучить новое бактериологическое оружие. И того же хотели в военном совете Содружества. Любой ценой, понимаете? Они уже не могут мыслить живыми реалиями, ведь слова–то совсем не страшные. Разве страшно это звучит — «уничтожить обитаемую Вселенную»? Всего лишь — уничтожить. Слова, пустые звуки. Мы сейчас на таком технологическом уровне развития, что новая угроза, подобная борусам, — дело нескольких лет. И только идиоты надеются на здравый смысл. Психическая сила, противовес, поставленный когда–то чересчур агрессивному разуму — союз Домов камня — более не существует. Союз Домов пал, потому что принципы взаимодействия с энергиями паутины нарушены. Формальное подтверждение моим словам — дело нескольких дней. Ну а у нас, у Империи, никогда и не было особенно серьёзных моральных сдержек. Ждите новых смертельных идей! Не важно — с той — или с другой стороны. Уже не важно…
Дерен закрыл вдруг глаза… Открыл. И произнёс совершенно чужим голосом:
— Я почти мёртв, но тайное станет теперь явным. Прости меня, Лиза…
Он был в трансе — зрачки расширились и смотрели сквозь. Я ещё раз встряхнул его:
— Вальтер, ты меня слышишь? Вальтер…
Парень не отвечал.
— А ну, расступитесь!
Я повернулся и увидел Абио с объёмным походным котелком в руках.
Через секунду выяснилось, что было в котелке — холодная вода из Тарге. Пока она стекала по нашим лицам, взгляд Дерена постепенно прояснялся. Он с удивлением озирался вокруг, не понимая, чего все на него уставились, и почему вокруг так мокро. Может, это наши слова вдруг превратились в воду?
История тридцатая. «Немного больно, но…»
Привязанный к столу раб не кричал, ему не дали такой возможности.
Ядовитое масло красавки с шипением капало на раскалённый металл. Но запах горелого человеческого мяса забивал душистые испарения, а волна чужой боли била в солнечное сплетение и обжигала мозг.
В остальном, в помещении, где Агескел предпочитал пытать и допрашивать, было благостно и уютно: каменные полы с подогревом, со вкусом подобранные картины (из тех, на которых цветные пятна возбуждают желание), хорошее освещение, удобная, коллекционная мебель, что называется на все случаи жизни. Не для всех, конечно, удобная. Вряд ли рабу нравилось лежать в нелепой и вынужденной позе, которая уже сама по себе причиняла страдание.
Пленник,
Запах горелого мяса стал слишком навязчивым. Агескел покосился на брата. Эрцог нервничал. Оно и понятно — поймать шпиона в самом сердце родового гнезда. Шпиона наглого и не скрывавшегося совершенно. Его нашли во внутренних покоях Кико*. Пришелец листал его личные записи! (*В кругу семьи братья называли друг друга по второму имени. Второе имя Агескела — Сейво, Энселя он ласково зовёт Кико).
Небрежным жестом кровавый эрцог велел убрать истерзанного раба и уставился рыбьими глазами на пленника. Выглядел тот как мужчина средних лет, был светловолос, небрит. Но что–то подсказывало аке (двоюродному брату), что даже с внешностью здесь не так всё просто.
Губы Энселя пришли в движение, но звуков не последовало.
Двое прислужников смотрели на эрцога пристально, ловя малейшие изменения в лице. На их обнажённых телах змеились причудливые, симметричные узоры–шрамы. Агескел любил на досуге вырезать по задыхающемуся от боли живому, соревнуясь с самим собой в изысканности рисунка.
— Собаки, — неожиданно проронил пленник, подняв глаза на прислужников. В голосе было сочувствие.
Но до этого он совсем ничего не говорил, а серые глаза смотрели и не видели.
— Собаки, — повторил светловолосый.
Прислужники вскочили, но Энсель отмахнулся от них, вглядываясь в бледное лицо шпиона.
— Кто ты, раб? — спросил он, презрительно выпятив губы.
Может, шпион только что отошёл от гипноза, или находился под действием специальных составов, потому не ощущал ничего и не говорил?
— Это ты, раб, — мягко улыбнулся пленник.
Агескел возвёл очи горе и изобразил пальцами, что полагается приготовить для дальнейшего допроса. Руки и лицо пленника уже носили следы пыток, но за суетой вокруг собственной персоны он наблюдал равнодушно.
— Зря вы это, — произнёс светловолосый, расправляя плечи, и пластиковые оковы жалобно заскрипели. — Каждому человеку даётся время на оправдание и раскаяние. Но я не вижу одного и причин для другого.
Агескел фыркнул:
— Похоже, он нас хочет запугать, Кико. Богами будешь грозить? — ехидно вопросил он, и глаза его заблестели в предвкушении человеческих мук. Но взгляд пленника снова стал мутным, словно кто–то заглянул в комнату его сознания, но входить передумал. Агескел разочарованно хмыкнул.
И тут дверь засветилась.
Аке прислушался. Не уловив ничего опасного, кивнул. Электромагнитный контур двери погас. Двое рабов волоком втащили человека в чёрном.
— Ещё один! — прошипел эрцог, и прислужники отскочили, бросив на пол бесчувственное тело.
Агескел встал, мелкими шажками подошёл к распростёртому на каменном полу, склонил на бок голову, прислушиваясь.
— Ну, — сказал он, анализируя ощущения, — этот шпион будет попроще. Я полагаю — эйнит или боргелианин. А ты что скажешь, драгоценный брат?
Эрцог повернулся и рыкнул на слуг:
— Вон все!
Бегство прислужников было скорым. Агескел хмыкнул и пожевал губами:
— Предлагаешь мне позабавиться самому?
— Два! Два шпиона за один день! Им что тут, мёдом намазано? Где твои ловушки и сенсоры! Где твои охранники, Сейво!
— Ежели желаешь — уже висят, — развёл аке тонкими, женственными руками.
— Знать! Я желаю знать! Кто эта мразь?
— Это? — Акескел легонько пнул лежащего. — Один из секты недовольных нами. Ручки будем укорачивать? Или всё–таки сначала допросим? Тебе важно, какую именно мать почитает это человекообразное?