Последствия старых ошибок
Шрифт:
— Не сумел убедить? — он аккуратно вошёл в паузу в речи регента и заученным движением повёл плечами, помня о складках на белоснежном парадном кителе (на «Леденящем» ценили натуральные ткани). — Что ж, так или иначе, вижу, ты согласен, что барон НЕ ПРЕУСПЕЛ.
Вот это уже была шпилька так шпилька, Пфайфеера прямо–таки передёрнуло. Энрихе же сохранил легкую учтивую улыбку. Он наслаждался самостоятельностью и бесконтрольностью.
— Раз уж пошел разговор о пленении эрцога, не мог бы ты, Энрек, прояснить, ПОЧЕМУ эрцог оказался не на «Леденящем», а на корабле алайцев? И что с
— Почему эрцог не побоялся обследовать вместе с алайцами Плайту? — Энрихе улыбнулся ещё любезнее. — Ну, возможно, у него есть вакцина. Эта странная и неожиданная болезнь наводит меня на мысль, что в его возрасте бывают постпрививочные реакции…
Глаза регента округлились.
— Ты уверен? — выдавил Пфайфер.
— В чём можно быть уверенным, прилетев четыре часа назад практически из столицы?
— Беспамятные боги! — регент пошёл мерить ногами зал для совещаний.
— Я свободен в предположениях. И предположить могу всё, что угодно. Например, что эрцог намеренно заразился и сдался в плен, дабы сделать определённый подарок имперцам. Мне сообщили, что, захватив отца, имперские корабли начали расстреливать из космоса Плайту… Говорят, нынешний лендслер совсем не такой безголовый, как старый…
Честно говоря, Энрихе нёс первое, что приходило ему в голову, однако с каждой фразой он убеждался, что регент и барон воспринимают его как человека приближённого и компетентного! Бешеные дети зимы! Больше всего Энрихе хотелось расхохотаться прямо в надутые физиономии, но приходилось отвечать. Отвечать, выдумывать на ходу, юлить…
— …меня самого интересует, каким образом имперцы узнали о лабораториях–заводах на Плайте. Или вы думаете, что Локье сначала информирует наших врагов, а потом сдается им на милость? Я бы внимательнее изучил, кто в ВАШЕМ окружении знал о готовящейся операции. Насколько я знаю ты, Пфайфер, до войны был неплохо знаком с… — Энрихе сдвинул брови, якобы вспоминая. — … фон Айвином…
Упоминание этой фамилии произвело странный эффект. Регент замер на половине шага, Пфайфер захлопнул уже было открывшийся рот… Повисла тишина, и в этой неожиданной тишине писк коммуникатора прозвучал громом с небес.
Регент бросился к экрану. Пфайфер раскорячился перед Энрихе, стараясь вытолкать (!) его из каюты.
Иннеркрайт прекрасно слышал, что говорил навигатор — появившейся в непосредственной близости блуждающий астероид заставляет его изменить положение корабля.
«Крематор» действительно включил двигатели и…
И Регент рухнул в кресло, а барон попросту сдулся. Стало уже просто по бытовому тихо.
— Вообще, разведка подтверждает, что на кораблях имперцев — эпидемия неизвестной болезни, — еле слышно начал регент. — Ты мог бы заняться этим вопросом, Энрек. Нас пока больше волнуют текущие дела, но, при первой же возможности, мы прибудем на «Леденящий», чтобы обсудить развернувшуюся вот таким образом проблему. Мы, — он посмотрел на Пфайфера. — Весьма благодарны тебе за весьма своевременный визит.
«Да уж, весьма своевременный, — думал, направляясь обратно на «Леденящий», Энрихе. — Весьма своевременно было
Обращаясь сегодня к паутине, иннеркрайт явственно видел пылающие точки — регент, барон, лендслер… Но с избытком хватало и нераспознанных точек, мелких людей и событий, от случайного выбора которых зависело в данный момент невероятно много. Энрихе ещё не случалось видеть такой запутанной картины — переплетение десятков и десятков линий, врастающих друг в друга, перекручивающихся, сплетающихся в клубки… Сумеет ли он разобраться, очувствовать, что и когда потребуется сделать?
Конечно, через 12 часов эрцог придёт в себя, но когда ещё он будет в состоянии воспринимать мир во всех его красках? Сколько продлится этот проклятый реабилитационный период? Сутки, двое? Или — все десять?
На миг, один–единственный маленький миг, Энрихе ощутил себя, повисшим над бездной.
Он судорожно вздохнул, выровнял дыхание… Он должен. Иного варианта попросту не существует. И не стоит дожидаться очередного шага регента и Пфайфера. Если они проспят Аннхелл — это полбеды, беда будет, если он, Энрихе, проспит Плайту.
Иннеркрайт связался с инженерным корпусом и запросил все необходимые расчеты по времени нагрева и степени флуктуации для установки «огненного шнура». Запрос ушел мгновенно — на «Леденящем» не экономили на дальней связи.
Список оборудования Энрихе легко составил сам: шесть генераторных силовых станций, буксиры, блоки контроля и корабль высокого класса навигации, чтобы координировать размещение станций на орбите Плайты.
Теоретически Энрихе вполне мог использовать «Коготь», но его мутило уже от одной мысли о нахождении в одном замкнутом пространстве с алайцами.
Он уже имел с ними дело, они его даже по–своему уважали за проявленную жесткость при спасении крейсера дальней разведки «Орион». А проявить жестокость пришлось. Экипаж «Ориона» был подготовлен психологами ко многим неожиданностям, но не к пыточным борделям Э–лая. И разведчикам ещё очень повезло, что вести переговоры поручили Энрихе. Он действовал максимально зло и быстро, и успел освободить экипаж до непосредственного контакта с перекупщиками живого товара.
Чтобы взбеситься, иннеркрайту вполне хватило тогда вожделения и животной похоти в узких глазах тех, кого прислали алайцы на переговоры с ним. Используя наработанные ментальные техники и силу личного отвращения, он раздавил как клопов всех троих «переговорщиков», и вынудил услышать себя высшее начальство, так называемых Клобуков смерти. Потом спустился на Э–лай, защитив тело от жесткого излучения только парадным мундиром, принятым в приграничье — черный френч, белые обшлага и золотая тесьма по вороту — продемонстрировав, что кроме брезгливости не испытывает к данному куску Галактики ничего.