Послушарики
Шрифт:
Не знаю, удалось нам выполнить задуманное или нет. Теперь Освальду кажется, что мы совершили ошибку, с ходу постаравшись стать хорошими. Всё надо делать постепенно.
Постскриптум. Оказалось, что Дейзи вовсе не умерла, а только упала в обморок. Такие они, девчонки!
Нотабене. Пинчера нашли на диване в гостиной.
Добавление. Я не упомянул и половины того, что мы смастерили для джунглей, например, зверей из набитых конским волосом диванных подушек, слоновьих бивней и дядиных рыбацких сапог.
Глава вторая. Послушарики
Когда нас послали в деревню учиться послушанию, нам показалось, что мы еще
Обычно описания в книгах кажутся мне скучными, но иногда я думаю – это потому, что авторы не рассказывают о том, что вам больше всего хочется узнать. В общем, скучное или нет, сейчас пойдет описание, ведь если я не расскажу, в какое место мы приехали, дальше вы ничего не поймете.
Дом у Рва – вот где мы остановились. Дом у Рва – так называется поместье, а в поместье всегда есть дом, и тамошний дом построили еще во времена саксов. Один или два раза в стародавние времена (не помню, когда именно), он горел, но на его месте всегда ставили новый. Солдаты Кромвеля разрушили его, но потом его отстроили заново.
Сам дом очень странный: парадная дверь открывается прямо в столовую, на окнах висят красные занавески, в комнатах похожие на шахматную доску черно-белые мраморные полы, а еще там есть шаткая потайная лестница (хотя теперь уже не потайная). Здание не очень большое, но его окружает ров с водой, и мост, перекинутый через ров, ведет прямо к входной двери. По другую сторону рва есть ферма с амбарами, овчарнями, конюшнями и всякими другими постройками. С дальней стороны дома садовая лужайка тянется до самого кладбища, которое отделено от сада только небольшой насыпью, поросшей травой. Перед домом есть еще другой сад, а на задах – большая фруктовая роща.
Хозяин поместья любит новшества, поэтому он построил себе другое, с оранжереями и конюшней, над которой поставил башенку с часами, а Дом у Рва сдал в аренду, и дядя Альберта его снял. Наш отец должен был жить тут наездами, с субботы до понедельника, а дядя Альберта – все время. Он пишет книгу, и мы не должны его беспокоить, но он будет за нами присматривать. Надеюсь, я понятно объяснил. Я постарался описать всё как можно короче.
Мы приехали довольно поздно, но было еще достаточно светло, чтобы разглядеть большой колокол на крыше дома. Веревка от него спускалась прямо в дом, в нашу спальню, а потом шла в столовую. Эйч-Оу, умываясь перед ужином, увидел веревку, потянул за нее (мы с Диком ему позволили), и колокол торжественно зазвонил. Отец крикнул, чтобы Эйч-Оу прекратил звонить, и мы пошли ужинать.
Но вскоре послышался топот ног на гравийных дорожках, и отец вышел посмотреть, в чем дело. Вернувшись, он сказал:
– Вся деревня или, по крайней мере, ее половина
– Укладывание в постель следует за ужином так же неизменно, как плод следует за цветением, – заметил дядя Альберта. – Сегодня они больше ничего не натворят, сэр. А завтра я перечислю им несколько вещей, которых следует избегать в этом буколическом уединении.
Итак, сразу после ужина мы легли спать и поэтому в ту ночь почти ничего не видели.
Но назавтра мы встали рано и, казалось, проснулись в новом мире, богатом сюрпризами, о которых мы раньше и мечтать не могли.
Утром мы побывали везде, где только можно, но до завтрака не осмотрели и половины того, что было в поместье, да что там половины – даже четверти. Завтракали мы в комнате, которая как будто явилась из сказки: черные дубовые панели, зеленые занавески, фарфор в угловых шкафах со стеклянными запертыми дверцами. На завтрак были медовые соты. После завтрака отец вернулся в город, и дядя Альберта уехал с ним, чтобы повидаться с издателями. Мы проводили их на станцию, и отец вручил нам длинный список того, что нельзя делать. Список начинался так: «Не дергайте за веревки, если не знаете точно, к чему прикреплен другой их конец», а заканчивался пунктом: «Ради бога, постарайтесь ничего не натворить до моего приезда в субботу». Между первым и последним пунктом было много разных других.
Мы пообещали, что будем вести себя по списку.
Проводив этих двоих, мы махали вслед поезду, пока он не скрылся из виду, а потом отправились домой. Дейзи устала, и Освальд понес ее на спине. Когда мы добрались до дома, Дейзи сказала:
– Ты мне очень нравишься, Освальд.
Она неплохая малышка, и Освальд считал своим долгом быть с ней вежливым, она ведь гостья.
Потом мы осмотрели все поместье. Великолепное место, просто не знаешь, с чего начать!
Мы слегка устали, прежде чем добрались до сеновала, но все же собрались с силами и построили крепость из соломенных тюков – таких больших, квадратных. Мы веселились до упаду, как вдруг открылся люк и из дырки высунулась голова с соломинкой во рту. Мы тогда еще ничего не знали о деревне, и голова нас немного испугала, хотя, конечно, вскоре выяснилось, что ноги этой головы стоят на перегородке денника внизу. Голова сказала:
– Лучше бы хозяину не видеть, как вы портите сено, так-то вот.
Человек говорил невнятно из-за соломинки во рту.
Странно вспомнить, какими невеждами мы раньше были. Трудно поверить, но когда-то мы не знали, что если играть с сеном, оно портится и лошади не любят его есть. Кстати, и вы возьмите это на заметку.
Еще чуток объяснив нам, что к чему, голова исчезла, а мы стали крутить ручку машины для резки мякины. Никто не пострадал, хотя голова сказала, что мы отрежем себе пальцы, если до нее дотронемся.
Потом мы сели грязный на пол (грязь здесь была хорошая, чистая, перемешанная с нарубленным сеном), а те, кому не нашлось другого местечка, свесили ноги из двери чердака. Внизу был скотный двор – очень слякотный, но на свете мало мест интереснее его.
Вдруг Элис сказала:
– Теперь, когда мы собрались все вместе, а мальчишки так устали, что могут минутку посидеть спокойно, я хочу созвать совет.
Мы спросили:
– По какому поводу?
– Сейчас я расскажу… Эйч-Оу, не надо так ерзать! Если соломинки щекочут тебе ноги, сядь на мой подол.