Послушная одноклассница
Шрифт:
Пока его ждали, разговаривали с Рубиной и с Мариной Владимировной, которая настаивала, чтобы я называла её исключительно по имени. А я, наоборот, спросила у Рубины её отчество, чтобы уравновесить для себя двух взрослых.
— Я Мансуровна. Представляешь, Мия, дочь великого и непоколебимого полковника в отставке. — Она отстегнула ремень, чтобы сесть ближе к перешейку между двумя передними сидениями.
— У Вас, наверное, самодисциплина тоже подстать полковнику? — Поинтересовалась я, совершенно позабыв о барьерах, о том, что мы знакомы-то минут
Но Рубина мне не ответила, и мне показалось, что я её расстроила, глаза потухли, а сама она вновь откинулась на своё сидение.
Я в отчаянии посмотрела на моего психолога, спрашивая её, что произошло и как мне поступить. Марина Владимировна лишь мотнула головой, показывая, что сейчас лучше это отпустить, пропустить — не обратить внимание.
До прихода Дэна мы молчали, я сидела как на иголках, теребя в руках чехол от телефона, который с него сняла. Всё, я всё испортила. Каким-то образом и я попала в яблочко, только не как Дэн — удачно, а, наоборот, — как не следовало.
Семейные вопросы всегда в какой-то мере больная тема, нужно быть аккуратной, Мия! Ты не должна стать причиной новой меланхолии, нет-нет.
Но это была бы не Рубина, правда, она невероятная женщина. Когда Эндшпиль открыл свою дверь, от её задумчивости не осталось и следа.
Мне показалось, она не хотела расстраивать сына. Может, чувствовала свою вину? Теперь после всего случившегося, я думаю, что действительно вовремя позвонила Дэну, он точно искал свою маму. По всему городу.
Разговор вновь полился быстрой и беззаботной речушкой. Эндшпиль говорил редко, зато, как говорится, метко.
До дома Соломоновых от Кольца оказалось не так уж и близко, но время пролетело незаметно. Мы ни минуты не теряли, чтобы спасти и возродить наш вечер.
Соломоновы, как и мы, живут в своём доме. Большом, трехэтажном. Огромная территория, вычищенные тропинки, ели, сосны — почти санаторий. Мне показалось, что и воздух другой. Рубина это подтвердила.
Когда Марина Владимировна припарковалась на выделенное для машины место, когда уже хотели закрыть ворота, Рубина кого-то увидела и поспешила махнуть рукой, чтобы охранник их не закрывал.
— Неужели Инга? — С сомнением спросила Марина Владимировна.
Мы с Дэном почти по команде обернулись.
Да, рядом с Рубиной шла Инга.
Я нахмурилась, третьей лишней быть не хочу. Но, может, это знак и нужно скорее вызывать такси домой?
Рубина с Ингой до машины не дошли, остановились разговаривать где-то посередине дороги. Мне почему-то стало так важно, пойдёт ли Инга дальше, хоть на шаг.
— Мия, пойдем. — Позвала меня Марина Владимировна.
Она тоже наблюдала за Рубиной, но не так, как я, а как профессионал: цепкий внимательный взгляд при полнейшей безэмоциональности всего лица. Ни один мускул не дрогнул, ни одна морщинка не натянулась.
И вот даже она решила оставить беседующих. Куда уж тогда мне.
Да, накрутила я себя по самое не могу, даже не сразу
И я тут же вспомнила, что они с Ингой расстались. А если это всё же сплетня, ложная и завистливая?
Может и сплетня, может вагон зависти и воз негодования, но сейчас я сама вижу, как Дэн идёт навстречу мне, а не Инге!
— Пошлите в дом, я голодный, как зверь. — И улыбнулся нам с Мариной Владимировной.
— Ещё бы, столько энергии истратил! — Она первая поднялась на крыльцо и открыла дверь.
А я решила всё-таки уточнить:
— Я вам точно не помешаю? Просто пока не поздно, я…
Договорить мне не дали.
— Слухи про встречания-расставания — правда. Но сейчас это уже прошлое. — И Эндшпиль открыл мне входную дверь, приглашая войти в дом.
Приглашая войти в настоящее!
Можно я буду думать так?
37
Мой дом — это небрежная вычурность, которая вываливает всю яркость несметных сокровищ сразу, не давая дойти до сочности простоты. У нас гостей удивляет пышность, помпезность, но дом Соломоновых — не музей, а оазис. Много зелёного и коричневого, самых разных оттенков и переливов.
Точно санаторий или дача. Да, как дача Сталина в Мацесте. Здесь любуешься всем вокруг, а не собой, которому наконец посчастливилось оказаться в гостях у неприличного богатства. Здесь слышишь голос своего сердца, а не зависти.
Естественно, лаконично, просто. Без сорняков роскоши, шелухи броскости.
Очень, очень красиво!
Это мысли, которые мелькнули у меня в голове, как только переступила порог дома Соломоновых. Просторнейшая прихожая, из которой видны и зал, и кухня, и ещё какие-то комнаты. Да, она чуть поменьше нашего холла, но зато уютнее и красивее.
— Предупреди родителей и водителя, что ты у нас. — Послышалось за спиной, а затем Дэн легонько подтолкнул меня войти глубже, иначе стояла я, как зевака, впервые увидевший Париж.
Спохватилась. Действительно, нужно предупредить. Хорошо, что напомнил. А то отец до сих пор не унялся и старается нет-нет, да контролировать, выспрашивать, что, где и с кем. Аккуратно, но всё-таки.
И ещё не раздеваясь, набрала маму.
— Привет. Я ещё немного погуляю, ладно? — На том конце провода слышу утвердительно-разрешительный ответ и пожелание хорошо провести время.
А на этом конце — вижу непонимающе-осуждающего Эндшпиля, который, услышав мою неправду, склонил голову набок.
Не смотри так на меня! Не могу сказать, что в гостях у вас. Не могу!
Но он, наверное, не понял меня. Совсем не понял…
Нашу перестрелку прервала Рубина, она зашла домой, шебутная и повеселевшая, наверное, Инга её чем-то очень обрадовала или рассмешила. Конечно, она не я, это я могу только ляпнуть не то и расстроить. Она — девушка сына, которой положено быть хорошей и правильной.