Послушная одноклассница

Ви Ими

И только теперь я решаюсь посмотреть на незнакомца. Он словно чей-то отголосок, неуловимое равенство, похожесть с тем, кого я знаю, кого привыкла видеть.

Снова резко поворачиваюсь на Дениса.

Не может быть!

75

Денис

Знал, что он явится. Знал, что уже в дороге. Знал, что будет не по мою сторону. Был готов. Не для этого отпахал на полигоне, как проклятый, усиливая нагрузку с каждым днём. Не для этого отвлекал Дамира от его

работы. Не для этого обещал деду выстоять всё, даже если останусь один. Совсем один. Навсегда один.

Родная.

Она есть. Всё-таки есть. Не милая, не дорогая, не любимая. Родная!

Мама была права, она чувствовала, она не придумывала. Женщина всегда поймёт, когда появилась другая. Я не верил, помогал искать, следить, выслеживать, но не верил. Не верил, что отец может предать её.

Отец, который все вечера проводил со мной. Отец, научившийся играть в пейнтбол только для того, чтобы заслужить милость моего деда, показать, что сможет достойно воспитать его внука. Отец, даривший цветы маме каждый день, помогавший ей в домашних делах. Отец, любивший и кричавший о своей любви к семье во всеуслышание.

Я верил ему, не ей. И она это чувствовала. Всегда чувствовала, только сейчас это понимаю. Сидя здесь, на этом долбанном диване в треклятом кабинете, и пялясь на того, кто так явно опекает другую. Других.

Я предал маму ради этого.

Понял, что она появилась после одного разговора. Воспитательного, серьезного. Он им ещё Багировым хвастался.

Когда он опустился до шантажа: не перестанут жаловаться на меня с лицея, он изведет маму, вывалит наружу всё, что она так давно пытается найти. Путёвки в командировку на двоих, чужие духи и самое пошлое — помаду в нужном месте на рубашке. Всё, что он качественно скрывал, а я не так старался найти.

И теперь мама в больничке, а этот пришёл спасать чужого сына. Ненавижу. Теперь осознанно, без оглядки на любовь. Ненавижу концентрированной ненавистью. Презираю так, как не родного. Лучше был бы не родной.

Но нет — самый что ни на есть. Даже согласие на смену фамилии дать отказался. Послал. Сказал, ждать совершеннолетия, пока он, видите ли, ответственность несет.

Слежу за каждым его движением, ставка на хладнокровие и невозмутимость прогорела, как только они вошли. Семейство, твою дивизию. Новая ячейка общества. С деревом, домом и готовым сыном!

И он смеет меня не пускать к маме. Изолировать её ещё и от меня. Мало Дамира сбагрил загранице, деда рассорил с мамой, так ещё и меня выставить предателем решил. Мудак!

Ненавижу. Окончательно, без права на оправдание такого скотского поведения.

А он же попытается. Будет опять прикрываться своей бедой, как же собственный отец компанию завещал нам с братом, а не ему. Великому управленцу-администратору, гуру бизнеса и тому подобной чуши. Уже сейчас, наперед, остался у разбитого корыта, и разорить не может, не на что жить будет, телок цеплять, и переубедить отца не в силах.

Второй дед у меня поупертее маминого

будет, то Дамира всё детство от компьютеров не отпускал, то меня потом натаскивал по программированию.

Чувствует мой прожигающий взгляд. Вижу все эти ухищрения стараться быть спокойным, а рука, слишком резко схватившая кресло, так и дрожит.

Сел за спинами своих, положил руку на плечо новенькому и наклонился что-то ему сказать. Ха, только тот не идиот, такую мину кислую выкатил и руку папеньки смахнул. Жестко, как ударил.

А это интересно. Неужели не по душе папашка новый? И всегда так было или только сейчас невтерпёж? Надо понаблюдать, может вот они — ноги ненависти Тузова.

Мышцы плавятся от напряжения, только поэтому замечаю, как вздулись вены на руке. Медленно разжимаю кулак. Нет, не время гробить себя. Тут такое намечается. Хотел же развязку. Хотел, хотел всё ему вернуть в двойном размере, за качественные воспитательные услуги!

Но хотел сам. Не вот так. Не под прицелом всей этой своры линчевателей, которые на нас с Мией накинутся.

С Мией!

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как она. Я забыл, что она рядом. Что сам обещал быть рядом. И так раскис, дурак! Нас всего двое против этих. Даже если заявятся её родители, ничего кроме гримасы сожаления и фальшивого доверия с собой не принесут. Они вообще ей не помощь.

Сейчас у неё есть только я. И я есть, да.

Пошла нафиг ненависть, личные счёты сведу потом, если отец не уедет в якобы командировку, как тогда. Самоуничтожением заниматься, конечно, приятно, жалеть себя, потонуть в мыслях о себе любимом, но я не малёк.

Мия нервничает, смотрит вперёд, туда, где троица сидит. Но не на Тузова, на мать его. Могу только догадываться, какие у них были отношения.

Я хотел расковырять прошлое Мии. Как получил пощечину от отца за то, что посмел накостылять новенькому, так сразу и вскипел. Всё бы выпотрошил, до основания. Всю черноту, абсолютно. Вовремя увидел фотографию.

Током прошибло, вернулся в себя, понял, что нельзя туда лезть нахрапом, за спиной, исподтишка. Захочет, когда-нибудь в фантастическом будущем, расскажет сама. Но это только её право расквитаться с этим из сусального золота.

Сегодня и у неё, и у меня появился этот шанс — расквитаться. Надеюсь, она вспомнит наш разговор про правду. Сейчас или никогда.

Надеюсь, ты готова Мия. Ты же теперь со мной!

Стук в дверь, разрешение войти, и проявляется растерянная Оля. Ха, и её Сатана на бал пригласил. Не могло быть лучше. Браво, Николай Петрович!

Мия заметно вздрагивает. Беру её холодную руку, переплетаю наши пальцы. Ни её, ни мои не слушаются, одеревеневшие, охолодевшие. Но мы сильные. За эти дни понял это.

Думал, она терпеливая слабачка, которой только и нужно правильное течение, чтобы никто не беспокоил, не тревожил её глазки и нежные нервы.

Ошибся. Но не стыдно. Нужно было так облажаться, чтобы захотел рассмотреть её вблизи.

Она сможет без меня. Она справится без меня. В силах пережить всех. И я смогу без неё, научили уметь без никого.