Посмертные записки Пиквикского клуба

Диккенс Чарльз

– Это богатый джентльмен, мистер Пиквик, – отвечала миссис Лио Хантер, – с которым я очень хочу вас познакомить. Граф будет от него в восторге.

– Да, да, – поспешно проговорил мистер Пиквик, – а проживает он...

– В настоящее время в Бери, в гостинице «Ангел».

– В Бери?

– В Бери Сент Эдмондс [54] , в нескольких милях отсюда. Ах, боже мой, мистер Пиквик, неужели вы хотите нас покинуть? Нет, нет, мистер Пиквик, право же, вы не можете уйти так рано!

54

Бери-Сент-Эдмондс –

городок на западе графства Саффок, известный развалинами огромного монастыря, построенного в XI веке.

По задолго до того, как миссис Лио Хантер произнесла последние слова, мистер Пиквик ринулся сквозь толпу и добрался до сада, где в скором времени присоединился к нему мистер Тапмен, следовавший по пятам за своим другом.

– Бесполезно! – сказал мистер Тапмен. – Он ушел!

– Знаю! – отозвался мистер Пиквик. – И последую за ним.

– Последуете за ним! Куда? – осведомился мистер Тапмен.

– В гостиницу «Ангел», в Бери, – с живостью ответил мистер Пиквик. – Откуда нам знать, кого он там обманывает? Однажды он уже обманул достойного человека, и мы, хотя и не по своей вине, были тому причиной. Но больше он никого не обманет, поскольку это от меня зависит. Я его разоблачу... Сэм! Где же мой слуга?

– Я здесь, сэр! – отозвался мистер Уэллер, выходя из уединенного местечка, где он смаковал бутылку мадеры, которую часа два назад утащил со стола, накрытого к завтраку. – Ваш слуга здесь, сэр. Горд титулом, как говорил Живой шкилет, когда его показывали публике.

– Немедленно следуйте за мной! – приказал мистер Пиквик. – Тапмен, если я задержусь в Бери, вы можете ко мне приехать, когда я напишу. А пока до свиданья!

Возражать не имело смысла. Мистер Пиквик был возбужден, и решение его принято. Мистер Тапмен вернулся к своим приятелям и через час утопил воспоминания о мистере Альфреде Джингле или мистере Чарльзе Фиц-Маршалле, и в бутылке шампанского и в веселой кадрили. А в это время мистер Пиквик и Сэм Уэллер, сидя на крыше пассажирской кареты, с каждой минутой поглощали пространство, отделявшее их от доброго старого города Бери Сент Эдмондс.

ГЛАВА XVI,

слишком изобилующая приключениями, чтобы можно были кратко их изложить

Нет такого месяца в году, когда бы лик природы был прекраснее, чем в августе. Много прелести есть у весны, и май – лучезарный месяц цветов, но чары этого времени года подчеркнуты контрастом с зимней порой. У августа нет такого преимущества. Он приходит, когда мы помним только о ясном небе, зеленых полях и душистых цветах, когда воспоминание о снеге, льде и холодных ветрах стерлось в памяти так же, как исчезли они с лица земли, – и все-таки какое это чудесное время! Во фруктовых садах и на нивах звенят голоса тружеников, деревья клонятся под тяжестью сочных плодов, пригибающих ветви к земле, а хлеба, красиво связанные в снопы или волнующиеся от малейшего дуновения ветерка, словно задабривающие серп, окрашивают пейзаж в золотистые тона. Как будто мягкая томность окутывает всю землю; и кажется, будто влияние этого времени года распространяется даже на телегу, – только глаз замечает замедленное ее движение по сжатому полю, но ни один резкий звук не касается слуха.

Когда карета быстро катится мимо полей и фруктовых садов, окаймляющих дорогу, группы женщин и детей, наполняющих решета плодами или подбирающих разбросанные колосья, на секунду отрываются от работы и, заслоняя смуглые лица загорелыми руками, смотрят с любопытством на путешественников, а какой-нибудь здоровый мальчуган – он слишком мал для работы,

но такой проказник, что его нельзя оставить дома, – выкарабкивается из корзины, куда его посадили для безопасности, и барахтается и визжит от восторга. Жнец прерывает работу и стоит, сложа руки, глядя на несущийся мимо экипаж; а рабочие лошади бросают на красивую упряжку сонный взгляд, который говорит так ясно, как только может быть ясен взгляд лошади: «Поглазеть на это очень приятно, но медленная ходьба по тучной земле в конце концов лучше, чем такая жаркая работа на пыльной дороге». На повороте дороги вы оглядываетесь. Женщины и дети вернулись к работе; снова согнулась спина жнеца; плетутся клячи, и снова все пришло в движение.

Такое зрелище не могло не повлиять на прекрасно дисциплинированный ум мистера Пиквика. Сосредоточившись на решении разоблачать истинную природу гнусного Джингля везде, где бы тот ни осуществлял свои мошеннические замыслы, он сидел сначала молчаливый и задумчивый, измышляя наилучшие средства для достижения цели. Постепенно внимание его начали привлекать окружающие предметы; и, наконец, поездка стала доставлять ему такое удовольствие, словно он ее предпринял ради приятнейшей цели.

– Чудесный вид, Сэм, – сказал мистер Пиквик.

– Почище дымовых труб, сэр, – отвечал мистер Уэллер, притронувшись к шляпе.

– Пожалуй, вы за всю свою жизнь, Сэм, только и видели, что дымовые трубы, кирпичи да известку, – с улыбкой произнес мистер Пиквик.

– Я не всегда был коридорным, сэр, – покачав головой, возразил мистер Уэллер. – Когда-то я работал у ломовика.

– Давно это было? – полюбопытствовал мистер Пиквик.

– А вот как вышвырнуло меня вверх тормашками в мир поиграть в чехарду с его напастями, – ответил Сэм. – Поначалу я работал у разносчика, потом у ломовика, потом был рассыльным, потом коридорным. А теперь я – слуга джентльмена. Может быть, настанет когда-нибудь время, и сам буду джентльменом с трубкой во рту и беседкой в саду. Кто знает? Я бы не удивился.

– Да вы философ, Сэм, – сказал мистер Пиквик.

– Должно быть, это у нас в роду, сэр, – ответил мистер Уэллер. – Мой отец очень налегает теперь на это занятие. Мачеха ругается, а он свистит. Она приходит в раж и ломает ему трубку, а он выходит и приносит другую. Она визжит во всю глотку и – в истерику, а он преспокойно курит, пока она не придет и себя. Это философия, сэр, не правда ли?

– Во всяком случае, очень недурная замена, – смеясь, ответил мистер Пиквик. – Должно быть, она вам сослужила службу, Сэм, в вашей беспокойной жизни?

– Сослужила, сэр! – воскликнул Сэм. – Что и говорить! Когда я удрал от разносчика, а к ломовику еще не нанялся, я две недели жил в немеблированных комнатах.

– В немеблированных комнатах? – переспросил мистер Пиквик.

– Да... под арками моста Ватерлоо. Прекрасное место, чтобы поспать... Десять минут ходьбы от всех общественных учреждений, а если и можно что-нибудь сказать против него, так только одно: ситивация чересчур воздушная. Диковинные вещи я там видел!

– Этому я охотно верю, – сказал мистер Пиквик, весьма заинтересованный.

– Такие вещи, сэр, – продолжал мистер Уэллер, – которые проникли бы в ваше доброе сердце и пронзили бы его насквозь. Регулярных бродяг вы там не увидите, будьте спокойны, они умеют устраивать свои дела. Нищие помоложе, мужчины и женщины, – те, что еще не продвинулись в своей профессии, – проживают там иногда; а обыкновенно в темные закоулки таких заброшенных мест забиваются умирающие с голоду, бездомные люди – жалкие люди, которым двухпенсовая веревка не по карману.

– Сэм, что это за двухпенсовая веревка? – осведомился мистер Пикник.