«Посмотрим, кто кого переупрямит…»
Шрифт:
Три Воронежские тетради потрясают не только необычной поэтичностью, но и мудростью. В жизни он казался шутливым, легкомысленным, а был мудрым.
В 1931 году – прошу не забывать о дате – он написал:
За высокую доблесть грядущих веков… (читает 16 строк полностью)
Всё в этом стихотворении – правда. Вплоть до фразы: “И меня только равный убьет”. Его, человека, убили неравные. Но поэзия пережила человека. Она оказалась недоступной для волкодавов. Сейчас она возвращается. Здесь внизу студенты спрашивали, нет ли лишнего билета, как люди просят стакан воды. Это жажда настоящей поэзии.
Книга стихов давно составлена и ждет. Она прождет еще, быть может, пять лет (меня ничто не удивит), но она выйдет. Теперь это понимают уже все.
День, когда она выйдет, будет праздником. Ведь нельзя вместить не только в эту аудиторию, но и в Лужники всех тех, кто любит стихи Мандельштама.
Я ничего не хочу внести от той горечи, которая в каждом из нас, тех, кто знал его,
Пусть стихотворение 1931 года будет в моих устах единственным напоминанием о судьбе большого поэта, который был виноват только в том, что жил во время, созданное для пера бессмертных – как казалось Тютчеву, – в котором были волкодавы, убившие Мандельштама.
Мне радостно, что я председатель, но это, конечно, (нрзб.): председатель может говорить лишь то, что входит в сознание собравшихся людей” [600] .
А вот то же самое – в сжатой передаче В. Шаламова: “– Мне выпала большая честь открыть первый вечер Осипа Эмильевича Мандельштама. Весьма примечательно, что вечер проводят студенты механико-математического факультета в университете, а не в Центральном доме литераторов. Впрочем, так даже лучше. Вот у меня в руках журнал «Простор», где напечатаны стихи Осипа Эмильевича. В Москве этого еще нет, но я надеюсь, что я еще доживу до дня, когда буду держать в руках сборник стихов Мандельштама. Я твердо в это верю.
600
Грани. 2003. № 205–206. С. 65.
Эренбург читает несколько стихотворений Мандельштама.
О веке-волкодаве. Проклиная глухоту, прислушиваюсь” [601] .
Открыв вечер, Эренбург передал слово Николаю Чуковскому. Тот не придумал ничего лучшего, как зачитать свою статью, напечатанную в журнале “Москва” и ценную лишь вкрапленными в нее стихами Мандельштама [602] . Говорил он долго и нудно:
“Мандельштам был великим русским поэтом для узкого круга интеллигенции. Он станет народным, это неизбежно, когда весь народ станет интеллигентным (смех, аплодисменты). Он находился в тревожном, нервном состоянии духа, испытывал душевную угнетенность, помню его с горкой пепла на левом плече. Последний раз видел его у Стенича, там была и Ахматова. Мандельштам был в сером пиджаке, рукава были длинные. Этот пиджак накануне подарил ему Ю. П. Герман. (Надежда Яковлевна – «Это были брюки, а не пиджак».) Ахматова читала тогда «Мне от бабушки татарки…». С тех пор я на всю жизнь запомнил стихотворение: «Жил Александр Герцевич…»” [603] .
601
Там же. С. 257–258.
602
[Адлер Г. С.] С. 259.
603
[Адлер Г. С.] С. 257.
Своей репликой о брюках Надежда Яковлевна невольно напомнила ведущему о себе. После чего Эренбургу стало уже неудобно делать вид, что ее нет в зале:
“Когда я открывал вечер, я не сказал и не знаю, одобрит ли мои слова Надежда Яковлевна, которая в этом зале. Она прожила с Мандельштамом все трудные годы, поехала с ним в ссылку, она сберегла все его стихи. Его жизни я не представляю без нее. Я колебался, должен ли я сказать, что на первом вечере присутствует вдова поэта. Я не прошу ее выйти сюда… (слова заглушает гром аплодисментов, они долго не смолкают, все встают). Надежда Яковлевна, наконец, тоже встает и, обернувшись к залу, говорит: «Мандельштам писал: “Я к величаньям еще не привык…”. Забудьте, что я здесь. Спасибо вам» (все еще долго хлопают)” [604] .
604
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Д. 3225. Л. 2.
И на это есть полустенограмма-полукомментарий Шаламова:
“– Я забыл сказать, что в зале присутствует жена Осипа Эмильевича Мандельштама, его подруга и товарищ, сохранивший для нас стихи и мысли Осипа Эмильевича. Надежда Яковлевна Мандельштам хотела остаться неузнанной здесь, но я считаю, что вам приятно знать, что она присутствует на нашем вечере.
Начинается овация, и Надежда Яковлевна встает.
– Я не привыкла к овациям, садитесь на места и забудьте обо мне” [605] .
605
Из комментария Е. Андреева (об одежде выступавших): “Запомнился только Шаламов – у него были видны цветные рукава рубашки. Он жестикулировал, и рукава всё время привлекали внимание. То есть он был либо в рубашке, либо в вязаной безрукавке”.
Комментарий
“Честно говоря, я плохо помню и многих выступавших, и, тем более, их слова.
Видно, общее волнение за ход вечера и оргмоменты, с ним связанные, перевесили во мне возможность, и так не очень большую, запечатлеть на «внутренней» пленке памяти содержание происходившего. Вспоминаются только несколько моментов, которые и перескажу.
Первый был связан со вступительными словами ведущего, который упомянул про присутствие в зале Надежды Яковлевны Мандельштам, которую практически никто (и я в том числе) тогда не знал в лицо и не был предупрежден о ее приходе. Аудитория в едином порыве, как пишут в плохих романах или в газетах, встала и долго аплодировала самому этому факту” [606] .
606
Гефтер В. Как начиналось…: К истории первого вечера памяти О. Мандельштама в СССР // Сохрани мою речь. Вып. 5/2. М., 2011. С. 649–650.
Еще одно свидетельство – в дневнике у Гладкова: “И. Г. объявляет о присутствии Н. Я. Ей устраивают овацию, и все встают” [607] . Ему вторит и Юрий Фрейдин: “Все встали и зааплодировали” [608] .
Кульминация первая: Дима Борисов……………….
На программке вечера, служившей Эренбургу шпаргалкой для его ведения, имя Борисова вписано от руки [609] . Возможно, студент-историк был введен в программу вечера в самую последнюю минуту.
607
Запись за 14 мая 1965 г. (Гладков А. Дневник / Публ., подгот. текста и коммент. М. Михеева // Новый мир. 2014. № 3. С. 146).
608
Нич Д. Московский рассказ. Жизнеописание Варлама Шаламова: 1960–80-е годы. Личное издание, 2011. С. 70.
609
Гефтер В. С. 650.
“Студент МГУ Борисов – читает подряд:
«Бессонница, Гомер, тугие паруса…»;
«Я не слыхал рассказов Оссиана…»;
«На страшной высоте блуждающий огонь…»;
«Я вернулся в мой город, знакомый до слез…»;
«Ламарк»” [610] .
Услышав то, как стихи Мандельштама прочел Вадим Борисов, Н. Я. Мандельштам из зала послала Эренбургу записку: “Эренбургу (лично). Илья Григорьевич! По-моему, такой уровень и такое чтение, как читал этот черный мальчик, в тысячу раз выше, чем могло бы быть в Союзах всех писателей. Скажи мальчику, как он чудно читал. Надя” [611] .
610
Гладков А. Дневник. С. 146.
611
Фрезинский Б. Об Илье Эренбурге (книги, люди, страны). М., 2013. С. 605.
В унисон и оценка Гладкова: “Читают стихи О. Э. Лучше всех студент-историк Борисов” [612] .
Устроители прежде всего хотели, чтобы на вечере звучали стихи Мандельштама – как можно больше и как можно лучше. Тем удачнее, что чтение Вадима Борисова стало одной из кульминаций вечера. Как писал Валентин Гефтер: “Затем состоялось несколько выступлений друзей и знатоков (самого Николая Харджиева среди них не было, хотя мы с ним несколько раз обсуждали список выступающих [613] – как мне и рекомендовал Эренбург), а потом настала очередь чтения стихов О. Э. Хотелось, чтобы это прозвучало, а не только прочиталось на стендах, которые мы заранее выставили в коридоре. Удалось, по моему и не только моему мнению, это вполне. Читал Вадим (Дима) Борисов, тогда студент истфака МГУ, с которым меня познакомили общие друзья. Позднее его имя стало известным благодаря его подвижничеству, связанному с деятельностью Солженицына, когда он стал как бы литературным душеприказчиком последнего при и после советской власти. До своей ранней смерти в 90-е он одно время даже возглавлял “Новый мир” или был там одним из движителей по литературной части.
612
Гладков А. Дневник. С. 146.
613
Возможной причиной отсутствия на вечере Н. И. Харджиева было участие в нем Н. Степанова, его главного оппонента тех лет.