Посох. Тетралогия

Раткевич Сергей

Теплая шероховатость утра толкнулась в лицо. Из-за мохнатых туч высматривало солнышко.

Обратившись к дружине, Шенген подняла над головой топор, и древние зачарованные руны вспыхнули в лучах восходящего светила.

Эруэлл спал и видел сон. Во сне он опять был в лодке вместе с Шенген. А потом она, сбросив одежду, прыгнула в воду, он разделся сам и последовал за ней. Ощутил на миг гибкое сильное тело, а потом…

— Так было, — произнес голос в его сне.

Невидимый бесплотный голос. Казалось, он звучал

отовсюду.

— А так — будет, — продолжил тот же голос.

На миг все исчезло. Не было ничего. Эруэлл не ощущал даже своего тела. Лишь зрячий разум, содрогающийся от ужаса пребывания в абсолютной пустоте. Потом пустота куда-то подевалась, ужас кончился, и возникла другая картинка. Эруэлл увидел себя и Шенген в королевских нарядах. Вот они сидят в восхитительном старинном парке… вот — несутся на великолепных лошадях по высокой траве… и любят друг друга, сойдя с коней в этой же траве. Он видел прекрасный древний замок, пиршественную залу, лица друзей. Все, все живы! Видения наплывали одно за другим, текли, как вода — роскошь королевской спальни, снова Шенген…

Жена.

Объятия. Свечи. Ночь. Рассвет. Утро. Четверо детей, с радостным визгом несущиеся к отцу с матерью.

"Это наши дети, " — понял Эруэлл. — «Мои и ее.»

И вновь древний замок. Развевающиеся знамена. Скачущий Белый Всадник. Всадник из легенд. Облачный Всадник. Трубящий В Рог.

Оннер.

«Я вижу древний Оннер!» — подумал Эруэлл. — «Замок и парк такие же, как тогда.»

«Откуда я могу знать, как они тогда выглядели? Откуда?!»

— Понравилось? — поинтересовался голос.

— Да, — ответил Эруэлл.

И его голос странно забулькал, закувыркался пузырями во внезапно опустевшем пространстве.

«Опять пустота. Проклятье. Хуже любой пытки. Ни верха, ни низа.»

— Древний Оннер. — одними губами прошептал Эруэлл.

— Древний Оннер можно вернуть обратно, — сообщил голос. — Это нелегко, но… ты сильный. У тебя может получиться.

— Кто ты такой? — спросил Эруэлл.

«Проклятая пустота. Не подавать виду, что мне плохо и страшно. Хотя он наверняка знает, как я себя чувствую. Сволочь. Гад.»

— Ну, скажем так, я твой… хм, доброжелатель, — с легкой насмешкой объявил голос. — Я являюсь посланником одной весьма могущественной особы, которая — по достижении нами определенной договоренности — могла бы тебе помочь в твоих весьма честолюбивых планах. Если же означенная договоренность достигнута не будет… я буду весьма опечален преждевременной и полной страданий кончиной близких тебе людей. Я буду скорбеть вместе с тобой… прежде, чем помогу тебе последовать за ними.

«Ненавижу. Скотина. Спокойно, Эруэлл, только не подавать виду. Поболтай с ним. Кажется, на данный момент это все, что ты можешь, парень. Пусть говорит. Дадим ему понять, что мы его не боимся!»

— Из сказанного я заключаю, что у тебя нет имени, — нахально заявил Эруэлл, стараясь не поддаваться панике.

Трудно ведь быть никем и висеть в нигде. Трудно.

— Имя мое не имеет значения, — ответил голос.

«Значит,

не имеет. Так-так.» — А я слыхал, что добрые люди не стыдятся своих имен, — усмехнулся Эруэлл.

«Что, съел?»

— А кто тебе сказал что я — добрый? — откликнулся голос. — Я не злой и не добрый. Я — никакой, если ты успел заметить. Меня, вообще-то, строго говоря, и нет вовсе… но вышло так, что, кроме меня, некому предложить тебе то, ради чего ты готов на все.

Калейдоскоп ярких манящих образов вновь замелькал перед Эруэллом.

"Готов на все, " — продолжало звучать у него в ушах.

Что-то нехорошее было в том, как это прозвучало. Опасное.

«Готов на все.»

«На что — на все?»

«Что такое — „все“?»

«Я не должен говорить даже в мыслях!» — внезапно подумал Эруэлл. — «Он же сам не видит того, что мне показывает! Я назвал Древний Оннер — и он увидел. А больше не назову. Пусть не надеется!»

— А мне и не нужно, — беспечно заметил голос. — Важно, что ты это видишь. И только я могу тебе это предложить.

— Только ты?! — насмешливо проговорил Эруэлл. — Что-то не верится. До сих пор я думал, что сам могу себе это предложить.

— Сам?! — осерчал голос. — Сам себе ты можешь предложить только вот это!!!

Последовала серия столь ужасающих образов, что Эруэлл едва сдержался, чтоб не назвать их в своих мыслях, и старался потом никогда их не вспоминать. Никогда. Мы тоже не станем их описывать.

— Что ты хочешь? — отдышавшись, прохрипел Эруэлл.

«Сволочь. Убью. Сволочь. Убью. Сволочь…»

— Давно бы так! — рассмеялся голос.

«Если я когда-нибудь встречу тебя наяву…»

— Я собираюсь предложить военный, политический, а впоследствии и торговый союз Возрождающемуся Оннеру и его Верховному Королю, — невозмутимо продолжил голос.

— Кто же стремится к заключению такого союза? — выдохнул Эруэлл.

«Союзнички, вашу маму… да я бы таких союзничков…»

— Возрождающаяся Голорская Империя, — ответил голос.

— Что?! — ахнул Эруэлл.

«Союз Оннера с Голором?!!»

— Знаю, что ты хочешь сказать, — вздохнул голос. — Оннер и Голор всегда воевали. Непримиримые враги и все такое… Но ответь — разве не может быть по-другому? К чему новая война и новая гибель? Вновь лить кровь лучших из лучших? Опять идти старыми путями, повторять ошибки прадедов? К чему?

«Ах ты, сволочь! Нет, ну какая же все-таки сволочь!»

— Наверно, это я должен был спросить — к чему? — усмехнулся Эруэлл. — Я ведь помню, как началась эта война. И кто ее начал, тоже помню. Я только все никак не мог понять — зачем? К чему такое — не слишком большое, если правду сказать — королевство, как Рон, вдруг решило завоевать весь мир? Я тогда еще не знал такого слова — Голор. Теперь знаю. И кровь лучших из лучших уже льется. С начала войны льется. И сейчас — тоже. И если все что происходило — ошибка, не мне нести за нее ответ. И не Оннеру. И если Голор хочет мира, ему нужно просить прощения, а не проповедовать."