Посредник
Шрифт:
Обед я взял с собой, так что, изредка отрываясь от наблюдения, вскрыл рыбные консервы и, черпая их галетами, перочинным ножом я пока не пользовался, хотя ранее часто им ел как вилкой, стал обедать. Оставив полбанки и полпачки галет на вечер, я продолжил наблюдение.
Окрестности Кобрина. 28 июня. 18 часов, 26 минут.
Окрестности одного из пересыльных лагерей для военнопленных.
Капитан Кобелев, считал себя не плохим командиром и танкистом, но до лучшего он не дотягивал и прекрасно понимал это. Вернувшись буквально за несколько дней до начал войны в свою часть из командировки, где он с не многими командирами из других частей проходили переподготовку
Тот неизвестный паренёк, что сунул ему узелок с едой и пистолетом очень помог. Когда они добрались до этого пересыльного лагеря, бежать раньше возможности просто не было, то командиров начали отделять от остальных. Капитан успел поделиться провизией, незаметно убрав оружие в широкие командирские галифе. Обрывки комбинезона он сбросил ранее. Ну а вечером следующего дня их собрали и вывели с территории лагеря. Погнав дальше небольшой колонной. Девять конвоиров и сорок семь пленных командиров РККА. Конечно, жаль было своих парней, но пока ничего сделать Кобелев не мог и мучился этим.
Наконец они вошли под тень деревьев на лесную дорогу. Для побега ситуация была идеальная и конвоиры тоже понимали это, усилив бдительность. Но всё же не до конца. Кобелев смог незаметно достать пистолет, проверив приведён ли он к бою. Несколько командиров что шли рядом, насторожились, и подготовились, сообразив что сейчас произойдёт.
Хрустнул один выстрел и почти сразу ещё три. Трое конвоиров, роняя карабины, упали, их тут же подхватили бросившиеся в рассыпную пленные, но выжавшая охрана начал стрелять и Кобелеву пришлось залечь за тело одного из убитых конвоиров и стрелять на поражение. Это дало большей части командиров уйти, лишь трое сидело на дороге, прикрывая руками голову, отказываясь бежать, остальные ушли, а пятеро убитых лежали на дороге и у опушки леса. Охрана хорошо стреляла. Однако и капитан не зря участвовал в полковых состязаниях, пятеро из шести убитых конвоиров были на его счету. На третьем магазине к Кобелеву обойдя по опушке, подкрался молодой паренёк в форме Вермахта и застрелил его. Кобелев умер с улыбкой на губах. Он сделал то, что мог. Дал шанс другим командирам и надеялся, что у них будет шанс отомстить за него.
***
К вечеру я знал всю караульную службу охраны, и даже прикинул свои дальнейшие планы, после чего направился обратно. Как стемнеет, я начну действовать. Вернувшись в овражек, я дождался наступления полной темноты, тучи в небе висели с обеда, давая спасительную прохладу от испепеляющих лучей солнца, так что ночь, как и позавчера, была безлунной. Планета помогала мне с вендеттой. Кстати, пока я спал в танке, ночью прошёл дождь, не большой, но земля отсырела и потом до обеда парила под лучами солнца, отчего было довольно душно.
Так вот как стемнело, я направился к аэродрому, толкая велосипед со всем имуществом. С помощью заранее подготовленной ветки я приподнял колючую проволоку и протащил велосипед под ней, вернул всё на место и поспешил к стоянке самолётов. Сейчас часовой должен идти к дальнему краю, и до его возвращения у меня было минут десять. За это время я собирался поместить велик и все вещи в бомболюк самолета, который днём приметил для себя. Этот «Хейнкель» вечером заправили, но бомбы
Так вот откинув дверцу, я пробрался в кабину и нажал на кнопку открытия бомболюка. Потом в бомболюке подвесил велосипед и все свои вещи. Успел створки закрыть едва-едва, как послышались шаркающие звуки подходившего часового, похоже, этот тот, что в обед дежурил, хромой. Тот потоптался неподалёку минут пять и снова пошёл мимо ряда стоявших в линейку бомбардировщиков, а я продолжил работу. Дело в том, что после угона самолёта я мог и не совершить посадку, вдруг придётся выбрасываться с парашютом? Не сбрасывать же велосипед, побьётся с вещами. Так вот, пока я лазил в кабине, то обнаружил парашют, потом второй, видимо экипаж оставил. Парашюты трёх стрелков, скорее всего на их рабочих местах. Я не ошибся, это звено было дежурным. Вот один я приготовил для себя, а второй нацепил на велосипед, на который так же были навьючены мои пожитки. А чтобы парашют штатно открылся, я кольцо верёвкой привязал к кронштейну. Вот так вот. Закончив с этими делами, я поспешил в сторону казарм, старательно обходя посты с часовыми.
Это была моя крайняя акция с авиаторами на этот месяц, что дальше будет, не скажу, не знаю, а так как я всё же решил оставить автограф, то собрался убраться с оккупированных территорий, поэтому и выбрал бомбардировщик, а не связной «Шторьх», стоявший у здания штаба. У бомбера-то дальность приличная, может до Москвы хватит. Если и не дотяну, то не немного. Лететь я собрался в Москву, отдохну там недельку, обживусь ну и на Украину или сюда отправлюсь. В Могилев или Житомир ещё не решил. Пока времени нет, а вернувшись в Москву, подумаю, мосты буду уничтожать, или отстреливать командование Вермахта. Передышка мне нужна, что-то я переоценил свои силы. Был бы повзрослее и крепче потянул бы, но тело не тренированное, просто гибкое от природы.
Для кого-то шесть часов это огромное количество времени, мне же казалось, не успело стемнеть, как рассвело. Вроде только начал и всё, пора делать ноги.
Тогда, когда стемнело, и я закончил все приготовления чтобы покинуть оккупированную территорию то, не трогая часовых, я добрался до штаба, проигнорировав здание казармы, где как раз начался очередной развод и смена караулов. В штабе пообщался с дежурным офицером в одном из помещений, навестил аж четыре здания по его наводке, как вдруг начал наступать рассвет.
В общем, это было в двух словах, если с подробностями, мне пришлось поработать, причём пре изрядно. Пока я двигался к штабу, то испортил две ближайшие зенитки, а также оба прожектора, я думал, что ещё затемно улечу, поэтому и постарался обезопаситься. Проникнуть в штаб труда не стоило, входная дверь заперта, там звонок был, а окна из-за духоты открыты, даже на первом этаже. По инструкции двери должна быть закрыта, она и закрыта, уставники мать их, а на окна они внимания не обращали. В помещении штаба был дежурный офицер, дежурный радист и посыльные. Они дежурили всю ночь по штабу, унтер, что отвечал за развод и смену караула находился в помещении казармы, связь между зданиями была телефонная. Так вот, уничтожив радиста и посыльных, я довольно жёстко допросил офицера. Тот понял, кто я, поэтому пришлось его ломать, сдавать своих он не хотел, понимал, что их ждёт. Правильно понимал. От него же я и узнал, как прошла моя акция на аэродроме. Геринг был в бешенстве и требовал найти убийц. Из Берлина прибыла и работает лучшая следственная группа. Они уже определили, что диверсант был один. Им поверили только потому, что репутация у них была необычайно высока, чушь нести они не будут, восемьдесят процентов раскрытых дел. Так что пока искали, и искали плотно, но я уже вышел за колечко их поисков.
Офицер описал, где ночуют сами лётчики и лётные экипажи, поэтому добив его, я выбрался из здания штаба, перебежал через три других и пробрался в небольшой двухквартирный жилой дом. В нём остановилось командование этой авиагруппы из четырех штафелей, то есть эскадрилий. Я вырезал и командира и его начальника штаба. Потом посетил другие здания, вырезая пилотов, жаль до тех, что в небольшом городке сейчас квартируют, не добраться, ну и залез в казарму на втором этаже. Вот там меня ждал сюрприз. Нет, не засада, три дневальных вместо одного. Над телами в этот раз я не изгалялся, чтобы отомстить за погибших мирных граждан под бомбардировкам этих сволочей, тех кто нужен мне был я на прошлом аэродроме нашёл, так что убивал спокойно, ножом, делая разрезы от уха до уха.