Постель и все остальное
Шрифт:
Арсений делает шаг за отцом, но Ирина преграждает ему путь:
– Где ванная? Я очень спешу.
Арсений тупо показывает рукой на дверь.
Ирина быстро за ней скрывается. Татьяна, пытавшаяся сохранять нейтральное выражение лица, не выдерживает и прыскает:
– У вас есть психоаналитик? Запишитесь на прием немедленно. Вторая незнакомка в вашей ванной за одно утро, второй комплект микроорганизмов на эмали и кафеле. С ума сойти можно. Скажу в утешение, что Иринка чистоплотна, разборчива в связях и вообще за здоровьем следит.
Снова создается впечатление, что Арсений бросится на Татьяну с кулаками, но раздается голос Евгения Владиславовича, нетерпеливо и
Татьяна остается одна в холле. Застегивает все еще расстегнутые босоножки. Берет с тумбочки свою сумку, вынимает расческу, причесывается перед настенным зеркалом, возвращает расческу в сумочку. Оглядывает холл, собираясь уйти. Бормочет себе под нос:
– Так, Иринке не до подруг, звякнет, когда сможет. Сейчас ее шеф уволочет, и Арсений прирежет меня за все сразу. Пора выметаться. Что я здесь делаю, собственно?..
Дверь ванной приоткрывается, оттуда выглядывает слегка прикрытая полотенцем Ирина:
– Тань, раздевайся, давай скорее платье.
Татьяна:
– А я в чем домой пойду? В твоей фикции не то что верхней одежды, но и нижнего белья? Да меня же изнасилуют в метро!
Ирина:
– Брось, никто не покусится. Негласный договор. В жару в мегаполисе женщины прикрывают бюст и попу, а мужики считают цветные трусы шортами и собственную шерсть на груди майкой. Мы на них не кидаемся, они – на нас. Все воспылавшие цивилизованно договариваются.
Татьяна:
– А в твоем трудовом договоре нет пункта, согласно которому фирма обеспечивает тебя тряпьем в ситуации, как сейчас? Кстати, сын твоего босса решил, что папа, которого ты за три минуты удовлетворила в спальне, по дороге в офис купит тебе все, что попросишь.
Ирина:
– Кретин. Он и его маме-то через раз не дает денег на кожаные сумки – у нее на них бзик, то есть покупка каждой сумки производит терапевтический эффект. Плюет на лечение нервов супруги, плюет. А мне не желает повышать зарплату и выписывать премии, хоть увольняйся. Думаешь, кто будет виноват во всем? Я! Горбатясь на него, надо каждую секунду быть готовой к подвигу. А я позволила себе не быть. Тань, шевелись, иначе я останусь безработной.
Татьяна:
– Понятно. А ситуацию «как сейчас» в договоры не включают, потому что юристы не в силах такое даже выдумать. Ох, Иринка, чего не сделаешь не в службу, а в дружбу.
Татьяна скрывается в ванной. Через несколько минут оттуда появляется Ирина: гладко причесанная, в легком, длиною до колен, светлом элегантном платье. Личный помощник, как с картинки. Следом выходит Татьяна, которую легкомысленный сарафан преобразил до неузнаваемости. Она похожа на школьницу, дорвавшуюся до гардероба проститутки. Татьяна поправляет сзади подол, пытается оттянуть его вниз и громко ворчит:
– В негласном договоре сказано попу закрывать. А у меня ощущение, что я договор нарушила. Может, пришпилить туда бумажку с текстом, дескать, простите, мужики, я не виновата. Желающим разобраться ответят по такому-то номеру телефона. Спросить Ирину.
Подруга уже не реагирует и зовет во весь голос:
– Евгений Владиславович, я готова!
Шеф сразу выходит из кухни:
– Наконец-то. Поехали.
Татьяна при появлении отца с сыном отступает за угол коридора. Они ее не видят и вряд ли помнят о ее существовании. Арсений, недоверчиво изучая метаморфозу облика секретарши, открывает входную дверь, выпускает Евгения Владиславовича и Ирину, которая коротко и сухо прощается. Закрыв дверь, он на миг прислоняется к ней спиной и закрывает глаза. Когда открывает, видит перед собой Татьяну. Делает вид, что хочет попятиться,
– Я думал, такие ситуации с переодеваниями давно исчерпаны низкосортным кинематографом.
Татьяна:
– Утешьтесь тем, что сначала они были предметом театрального искусства, потом великого кино и уж напоследок застряли в сериалах. Извините. Это действительно уже чересчур. Короткие прозрачные сарафаны – не мой стиль. Но Иринка и так достаточно взбесила шефа. Если бы она еще и за рабочей одеждой домой попросилась, он уволил бы ее. Знаете, я сейчас уйду, но дозвольте последнее слово молвить. Вы так свысока говорили о покупке этой квартиры без кредита, о нежелании жить в центре, потому что он вам надоел. А на самом деле квартиру вам купил папа, где смог, где счел нужным. Поэтому он так по-хозяйски распоряжается здешним пространством и вами. В стране произошел государственный переворот, это всегда передел власти и денег. Ваш дедушка не растерялся, ваш папа приумножил, золотые же мужики. Вы – счастливчик. Так почему комплексуете? Пользуйтесь и радуйтесь.
Легко и очень похоже Арсений передразнивает ее:
– Знаете, я сейчас вас наконец-то вышвырну, но извольте и мое слово выслушать. Как у вас все просто и скучно, как теоретически. Передел… Это не только обогащение. Это – самореализация, это – надежды, борьба, победы, поражения в гуще вообразивших себя достойными и способными граждан. Но и встреча любых двух людей есть передел чего-то. Вы молоды еще наблюдать со стороны. Силы есть, мозги есть? Участвуй те, решайте собственные проблемы. Все сразу станет интереснее. А то загнетесь на своем, то есть чужом диване, который даже разложить нельзя.
Татьяна:
– Обменялись пожеланиями здоровья и счастья на прощание? А теперь смотрите. Я больше не наблюдаю со стороны, я пробую решить собственную проблему. Но для этого мне необходим ваш совет. Хотя бы ваше мнение. Мы за много часов много друг другу сказали, и я думаю, вы – именно тот, кто мне поможет. У вас жизненный опыт, и вы еще способны комплексовать из-за того, чем остальные гордятся. И еще эффект попутчика – мы больше не увидимся, а речь идет о семейной тайне. Такое подругам не доверяют. Я уложусь минут в десять, честно. Ничем вас не обременю даже мысленно, гарантирую, вы забудете мой рассказ сразу. Ну? Давайте, прогоняйте! Орите, что я вас достала, что меня никто не приглашал, что вы заняты! И учтите, так поступают все, кому я с моими проблемами до лампочки, потому что им с меня взять нечего. Никто не желает выслушать человека хотя бы с задней мыслью: вдруг он мне пригодится. Слушают только того, кто нужен в данный момент. А у меня ничего нет, кроме способности письменно связать десяток слов. Прикиньте, сколько человек в Москве расположены со мной пообщаться? Я вынуждена наблюдать со стороны: меня никто к себе близко не подпускает. Разумеется, я делаю вид, что меня совершенно не занимает чужая «мышиная возня».
Словно открыв второе дыхание, Арсений интересуется:
– Все?
В отличие от него, у Татьяны, кажется, и с первым дыханием проблемы. Она шепчет:
– Все. Прощайте. Извините за вторжение.
Вглядевшись в нее, хозяин бодренько предлагает:
– Не выпить ли нам кофе на посошок?
Татьяна неприязненно:
– Почему вы меня не вышвыриваете? Так рвались.
Арсений:
– Потому что без чашки сладкого кофе вы вряд ли домой доберетесь. Страстный монолог, похоже, отнял у вас последние силы. Побелели, под глазами черные круги. Такое впечатление, что даже нос заострился. И вообще в этом отсутствии одеяния вы до неприличия худая. Еще не хватало, чтобы валялись в подъезде без чувств.