Постель и все остальное
Шрифт:
До сих пор сорокалетнему чаду не удалось сформулировать, что оно чувствовало тогда и неослабно продолжало теперь. Жалость к любимым, которым не дано быть молодыми вечно? Боязнь сиротства? Смутное подозрение, что сам Арсений уже не взрослеет, но тоже стареет? Как же так, и мама, и папа, и он? Втроем? И этот невыразимый словами, немного забитый созданным им ритуалом визитов ужас гнал в отчий дом. Арсений исподтишка разглядывал близких и не замечал изменений. Разговаривал обо всем и не находил признаков угасания интеллекта. И понимал, что успокоиться совсем уже не сумеет.
В этот раз он поймал себя на том, что обрадовался бы, узнай, что отец спал с Ириной семь лет назад
Дверь открыл отец – бледноватый, но свежий и элегантный даже в домашнем пуловере. Изысканный состав пряжи этой кофты, разумеется, звал джентльмена соответствовать, но принудить-то не мог. Так что не в тряпке было дело.
– Привет, пап, я сюрпризом. Проезжал мимо.
– Прекрасно. Избавляешь себя от моих сожалений. Знаешь, столько раз проезжал мимо дома твоего деда, но остановиться, подняться времени не было. Обещал себе, что в следующий раз… И опять мимо… А потом так хотелось, но не к кому стало.
«Надо же, я со своим отношением к ним разбираюсь, а они печалятся о собственных родителях, – мелькнуло в голове Арсения. – Неужели и я когда-нибудь останусь без тех, кто знал меня в пеленках, в детсадовском костюмчике для утренника, в школьной форме?» На похоронах его бабушки отца обнял друг детства и по-бабьи взвыл: «Терпи, Женька, моя мама десять лет назад умерла, а до сих пор болит, до сих пор не отпустило!» «Нашел чем утешить. Все только свое и выплескивают. Остальные – повод», – неприязненно подумал юный Арсений. О чем думал отец, было неизвестно. Но теперь и его сиротский срок исчислялся десятилетием. Болит? Болит, раз казнится.
– У тебя все нормально? – спросил отец. – Приглянулось новое место? Или обычный вариант – люди тупые, вялые, безынициативные и неисполнительные? Отбираешь их – титаны, горы свернут, только покажи нужную гряду. А приступят к обязанностям, думаешь: куда смотрел, зачем взял? Многого мы достигли бы, сын, если бы нам не мешали наши подчиненные. Но как без них? Запомни, лучше тебя все равно никто ничего не сделает. Заставь хоть не портачить.
– Я еще не разобрался, кто есть кто в деле, – честно отчитался Арсений. – Но иллюзий не питаю. Мама дома?
– На благотворительном мероприятии. Я ее предупредил, что организаторы кажутся мне мошенниками, пусть хоть весь город к ним ломится. Но она накрасилась, расфуфырилась и упорхнула, – проворчал непритворно сердитый муж.
И Арсений рассмеялся. Все хорошо, так было всегда. И когда мама, доктор биологических наук, между прочим, упархивала на заседания кафедры. И когда расфуфыривалась в гости, куда занятой папа не мог пойти с ней. С чего он раскис? Во всем цивилизованном мире врачи, а не обыватели считают возраст до семидесяти пяти лет пожилым, а не старческим. Пока родители его достигнут, границу отодвинут до восьмидесяти или девяноста. Медицина-то развивается. Повезло жить во времена финансовых кризисов и научных прорывов.
– Слушай, пап, у меня в замзавотделах оказалась твоя бывшая секретарша, то есть личный помощник. Ты ведь раздвоил подавальщицу кофе и составительницу расписания?
– С самого начала, когда еще мало у кого до таких нюансов руки доходили. Престиж фирмы обязывает, сын.
– То, что ты девушку отпустил по собственному, уже не в ее пользу. Или уволил? Не жаждешь ли мести? Я в твоем распоряжении, – пошутил Арсений.
– Приятно слышать, – хохотнул отец. – Нет, спасибо, как говорится, не опущусь. Но о ком речь? У меня их штук пять было. Никак не найду породистую служебную
– Меняются времена, и ты вместе с ними. Молодец, не коснеешь, развиваешься. В бытность руководителем НИИ делил своих служащих на баб, женщин и дам. Я запомнил, потому что понравилось. Бабы ниже продуктивного труда, дамы выше, а женщины почему-то на две трети бездарны именно в той специальности, в коей дипломированы. Теперь, значит, суки… И никакие женские заграничные дипломы тебя не впечатляют?
– Они меня не обманывают. «Чем лучше я узнаю людей, тем больше люблю собак». Думаешь, только потому, что они преданы и тому, кто плохо их кормит? Не только. От них реально можно добиться того, чего хочешь, а от сотрудниц – ориентировочно.
– А милые дворняги тебя не устраивают?
– Нет. Их скромности и преданности хватает до тех пор, пока не отъедятся и не забудут, как в них прохожие камни бросали. По том наглеют. И дрессуре, кстати, поддаются неохотно. Так какая двортерьериха норовит тебя укусить? И как ты вообще узнал, что она у меня работала?
– Кусаться ей еще рано. Я ее вспомнил. Лет семь назад мой сосед запер гостей на ночь. Ты заехал меня проведать и обнаружил, что одна из них – твой ассистент. И увез ее на работу… Ирина Сергеевна…
– Да, да, Ира… Начинала девушка резво. Чего в университете не прошла, то в темпе добирала на практике. Москвичка, тушеваться не умела. Однажды я видел сценку: ремонтник возился с лифтом, а она стояла неподалеку с кем-то из сотрудниц и болтала. Мужика эти офисные фифы нервировали, и он спросил: «Ну что, работать будем или разговаривать»? Ира без паузы: «Мы – разговаривать, вы – работать». Понимаешь, это отсутствие паузы я в ней ценил. А через пару лет она вдруг написала заявление об уходе. Я молодых и незамужних обычно не удерживаю. Но у нее поинтересовался, чего не хватает, кроме счастья в личной жизни и денег, которых чем больше, тем меньше. Оказалось, ее утомило мое поведение. Всех сотрудников добром прошу задержаться сверхурочно, обещаю вознаграждение, а она при мне по двенадцать часов с одним выходным за зарплату и слова благодарности не слышала. Я ей попытался втолковать, что она – личный помощник. То, что для других в принципе одолжение, для нее – служебные обязанности. Да и другие не ей чета – штучные специалисты, которым мы все должны создавать условия труда и отдыха, чтобы дело шло. Не пойдет, с любым вмиг расстанусь и забуду, как звали. А ее место – за ней, пока я собственной и единственной персоной всем доволен, что бы вокруг ни происходило. Редкое место. Не захотела вникнуть. Значит, она не пропала, что называется, карьеру делает, выбивается в люди, которых просят и благодарят? Вот идиотка. Кстати, только она ушла сама. После нее троих выгнал. Теперь при мне твоя, Арсений, ровесница: напреподавалась в школе, наслушалась гадостей от родителей и директора, так что похвал не ждет. Если не орут, уже блаженство. Только когда говорит: «Евгений Владиславович, у вас через полтора часа встреча», мне слышится: «Иванов, к доске». Ну, да нет в мире совершенства.
Арсений снова посмеялся. Отец добродушно иронизировал, но был гораздо жестче, чем представлялся. Тем необычнее прозвучала следующая тирада:
– Плевать на Иру, она сама не знает, чего хочет. Помесь добермана с болонкой. С тобой на лестнице вторая была. Не разберешь, каких кровей намешано, но девушка гармоничная.
– Ты же ее мельком видел, – удивился Арсений.
– Если женщину надо долго разглядывать, чтобы заметить, что она приятная и стильная, то вряд ли она вообще женщина.