Постовой
Шрифт:
– Что, с Ленкой не помирился? – спросил я напарника, когда мы заскочили сушиться в помещение единственного на этой улице гастронома.
– Нет, не звонит, не пишет.
– И в чем дело?
– Замуж хочет.
– За кого?
Димин взгляд подсказал мне единственно-правильный ответ.
– А ты что?
– Слушай, мне двадцать пять лет. Зарплата нищенская, образования нет, живу с мамой, балбес балбесом. Какой из меня муж?
– Просто встречаться дальше она не согласна?
– Нет, говорит, что это потеря ее времени. Или-или. А у тебя с твоей как?
– Дим, с какой
– Ну с этой, Настя которая.
– Брат, я Настю приютил, потому что ее из общежития выгнали, а домой ехать она не хотела по личным причинам. Она у меня жила, пока ремонт был в общаге. Неделю назад съехала. Все, отношений больше нет. Мы с ней друзья. Если ей будет нужна помощь, я ей не откажу. Если она мне будет полезна, возможно, она мне поможет. Мы нормально расстались, но расстались. Так что моя квартира и постель пуста и холодна.
– Ладно, пошли, а то вон, местные алкаши при нас стесняются «бормотуху» взять.
Мы кивнули местной гопоте, напуганной появлением не виданных здесь ранее постовых, и вышли на улицу
К одиннадцати часам вечера мы с Ломовым вконец продрогли, окоченели и проголодались, и я поставил вопрос ребром. Абориген центра, Дима, пару минут поморщив лоб, сказал, что единственным местом, где в это время можно пожрать, но именно пожрать, является рабочая столовая Речного порта.
Огромный полутемный зал был стыл и мрачен. Я поковырялся в склизких, как сопли, макаронах и политом жиром или другим каким-то маргарином шницеле, колющем язык крупной сухарной панировкой, выпил еле теплый чай, и мы вышли из столовой в еще более мрачном настроении, чем были до этого. Как прожить оставшиеся до конца смены полтора часа, было совершенно непонятно.
– Дима, если мы пойдем к отделу медленно-медленно, гусиным шагом, мы как раз к часу ночи придем на базу.
– Предлагаешь выдвигаться прямо сейчас?
– Дима, если мы не будем двигаться поступательно и постоянно, я от этого ветра застыну, как статуй, и тебе придется меня волочь на себе.
– Ладно, пойдем потихонечку.
Подгоняемые порывами ветра от реки, мы шли в сторону остановки электрички «Река – Центральная», мимо мрачных зданий старых особняков, со зловещими темными окнами многочисленных контор, единственным освещением которых были тусклые лампочки датчиков сигнализации. Неожиданно тишину этого спящего, замкнутого в себе мирка разрезал горький всхлип. Плакал определенно человек. Плакал очень горько и беспомощно. Мы замерли на месте, пытаясь определить направление, откуда шел звук.
– Вроде там! – еле слышно шепнул мне Дима и махнул рукой.
Когда мы настороженно вошли во двор купеческого особняка конторы «Запсибречфлотснабсбыт», перед глазами открылась следующая картина: на высоком крыльце флигеля, сваренном из черных металлических прутьев, стояли, прижавшись друг к другу и прикрывшись большими кожаными портфелями, две молодые женщины в демисезонных пальто. В двух метрах от крыльца, глядя голодными глазами на повизгивающих от страха баб, сидел большой, почти черный кобель немецкой овчарки.
– И что у вас тут происходит? – громко гаркнул Дима, так неожиданно и резко, что все присутствующие вздрогнули.
Женщины на крыльце, а это оказались две невысокие
– Что вы говорите? Нам ничего не понятно. – Я попытался подойти к крыльцу, игнорируя собаку, но только отчаянный прыжок назад позволил мне увернуться от щелчка клыков черного монстра.
Девушки истошно завизжали, а Дима, воскликнув: «Да я тебя сейчас», оттер меня плечом, одновременно доставая пистолет из кобуры и обходя собаку сбоку, чтобы крыльцо с девушками не оказалось на линии огня.
– Дима, Дима, подожди не бери грех на душу. Хорошая собачка, хорошая! – Я бездумно перекрыл Диме линию стрельбы, в два шага обогнув его вновь, и протянул открытые ладони в сторону пса, делая умильное лицо.
Собака, очевидно, знала, что такое огнестрельное оружие, она пятилась к крыльцу, скаля зубы и яростно вздымая мощный загривок.
– Дима, пистолет убери, пожалуйста, хорошая собачка, хорошая…
Вторая атака пса была мгновенной, на пределе своих сил я успел согнуться в безумную букву «зю», и всего на пару сантиметров мой пах разминулся с пастью зверя, ошибка грозила мне стойкой сексуальной дисфункцией.
– Ну что, справился? – ехидненько спросил Дима. – Может быть, позволишь мне?
– Дай мне пару минут, потом я отойду, если не получится.
Я судорожно думал, какую вещь в моем обмундировании жалко меньше всего. В голову ничего не приходило.
– Дима, помоги мне. – Я ухватил напарника за плечо, спрятался за него и стал конфузливо стягивать с себя сапог.
– Мужчины, вы собираетесь нам помогать? – Темноволосая барышня с ямочками на щечках дала о себе знать. Вторая, анемичная блондинка в сером пальто, почти не подавала признаков жизни, временами ее начинала пробивать крупная дрожь.
– Девушки, мы просто не хотим убивать собаку, – отрывисто крикнул я, с трудом натягивая узкое голенище на босую ногу.
– Еще пять минут, и спасать будет некогда, – жизнерадостно ответила та, что с ямочками.
Ну все, я был готов. Холодные и сырые внутренности сапога мгновенно выстудили голую стопу и придавали ясность мыслям. Я выставил вперед руку с намотанной на кисть портянкой и, дразня пса, двинулся вперед.
– Хорошая собачка, хороший песик!
Хороший песик припал к земле, готовый к атаке. Я помахивал правой рукой, привлекая его внимание. Пес прыгнул, вцепившись в заботливо подставленную руку, после чего я засунул портянку поглубже в глотку, и, ухватив песеля за нижнюю челюсть, стал пригибать его к земле. Собака безуспешно пыталась выплюнуть ком толстой ткани, откусить мне руку, с усилием сомкнув челюсти, чтобы навсегда отучить меня от дурных манер. Намотанная на кулак толстая ткань зимней портянки, глубоко забитая в глотку, не давала белоснежным зубам хищника сомкнуться на руке противника. С неожиданной силой рука противника выворачивала нижнюю челюсть пса, заставляя сильное и гордое животное упасть на асфальт. Последним отчаянным усилием кобель попытался оттолкнуть человека могучими передними лапами с набором острых когтей, но сил и времени уже не хватило, и зверь грузно упал.