Постовой
Шрифт:
Глава двадцать шестая. Одиссей вернулся к Пенелопе
Сентябрь одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
– Пошли гулять… блин, как же тебя назвать? – Я посмотрел в ухмыляющуюся морду пса.
Услышав слово «гулять», пес схватил в зубы свой единственный поводок – мой брезентовый ремень для брюк, и теперь сидел на пороге квартиры, молотя могучим хвостом из стороны в сторону и выражая готовность идти со мной до конца.
– Будешь Демоном. Пошли гулять, хороший мальчик.
Демон, держа в зубах поводок, быстро пробежал длинный коридор и скрылся на лестнице. Я поспешил следом. В это время нелегкая
– Сволочи, развели тут собак!
Я пожал плечами и двинулся на улицу – можно подумать, у самой кошка в квартире гавкает. На втором этаже из квартиры тревожно выглядывала вполне приличная бабушка:
– Ой, какой красавец! А как тебя зовут? Что у вас там, наверху, случилось, Павел?
– Здравствуйте! Пса зовут Демон, а наверху Алла Никитична дверями гремит с утра, типа, если я не сплю, то и вам незачем.
– Ой, беда какая, совсем с женщиной плохо.
Дима не был рад звонку на домашний телефон в семь часов утра:
– Привет, что случилось?
– Там Галя далеко?
– Зачем тебе она?
– Дима, позови Галю быстрее, у меня последняя «двушка» [12] осталась.
– Але! – голос-то у девушки какой довольный.
– Привет, Галя.
– Привет, как вы там?
– Мы плохо, Наташа…
– Сволочь, если ты с Наташкой что-нибудь плохое сделал, я тебя убью! Ты понял?!
– Ты заткнись и дослушай. У Натальи температура под сорок и озноб сильный. Единственное, что я с ней сегодня всю ночь делал, это чаем поил и в туалет за ручку водил.
12
«Двушка» – монета СССР из марганцовистой латуни, вес – два грамма, номинал – две копейки. В основном использовались для оплаты звонков в уличных телефонах-автоматах.
– Понятно. Так, слушай. Я сейчас в Академгородок съезжу, вещи из гостиницы заберу, и Наташкины к тебе мы с Димой привезем.
– А чем лечить?
– У тебя водка есть?
– Водка есть.
– Вот растирай ее водкой. Справишься?
– С этим я справлюсь.
– Я где-то в обед с вещами приеду и что-нибудь для лечения привезу. Начинай лечить нашу девочку.
– Ты давай быстрей, а то у меня уже белья чистого не осталось, все мокрое.
Погуляв с псом на пустыре и
– Наташа, просыпайся, Наташа.
– Девушка испуганно уставилась на бутылку водки в моей руке.
– Давай, раздевайся.
Глаза раненого олененка изумленно распахнулись.
– Давай, давай, скидывай все…
Моя гостья обреченно всхлипнула и стянула с себя серую фуфайку от комплекта нижнего белья, подаренного мне мамой, чтобы «сыночек на работе чего себе не отморозил». Две острые грудки с темными сосками выскочили из-под серой ткани, девушка прикрылась руками, обиженно глядя на меня из-под челки редкого платинового оттенка.
– Давай на живот ложись.
Новый вздох, и «жертва» переворачивается на живот. Мешковатые, на два размера больше, кальсоны не скрывают оттопыренную попку. Я неловко опускаюсь на матрас по соседству, чтобы не придавить этот набор косточек, обтянутый белой, почти прозрачной гладкой кожей. Истинная петербурженка, недаром они там от чахотки пачками мерли. Выливаю на ладонь порцию водки, отставляю бутылку подальше, чтобы любопытный Демон, сующий свой активный нос поближе к месту событий, не опрокинул запас «микстуры», и начинаю растирать болящую, под ее визги, писки и стенания. А кто сказал, что водка теплая будет? Я ее в морозильнике всегда держу, теплая водка вызывает у меня отвращение. Когда в квартиру ворвались Галя и Дима, с небольшим чемоданом наперевес, нам уже стало немного легче. Температура упала до тридцати восьми градусов, больная была обряжена в последнюю чистую одежду – запасную казенную рубаху, из широкого ворота которой она с оптимизмом смотрела на мир.
Отступление первое
Через три дня
– Заканчивается посадка на рейс сорок шесть – тридцать четыре, следующий по маршруту Новосибирск – Ленинград. Повторяю. Заканчивается…
– Ну, вот и все. – Я смотрю в серо-голубые глаза ослепительно красивой девушки с платиновыми волосами, блестящей волной лежащими на плечах. Тонкая рука, обтянутая серым драпом пальто, невесомо касается моего плеча и, замерев на секунду, медленно соскальзывает вниз по вишневой коже куртки, перешитой из дедушкиного мехового плаща.
– Жаль, что все так вышло… – Губы, окрашенные ярко-красной помадой, кажутся открытой раной на фоне бледной кожи. Я молча накрываю своей ее маленькую ладошку, замершую рядом с моим сердцем.
– Ты приезжай в Ленинград, если сможешь. Вот адрес и телефон, я буду ждать. – Маленькая бумажка повисает в воздухе перед моим лицом. Я беру ее ладонь, целую, а потом зубами вытягиваю сложенный голубой листочек и замираю, пытаясь запомнить Наташины глаза.
– Ты смешной, – ее серые глаза впервые за сегодня засветились веселыми искорками, – приезжай!
– Наташ, пойдем скорее, а то в самолет не пустят! – запыхавшаяся Галя, вырвавшаяся из крепких объятий моего друга, посылает мне воздушный поцелуй и тащит Наташу в сторону выхода номер три. Наташа оглядывается с растерянным лицом, я машу ей рукой, пока они не скрываются за матовыми двойными дверями зала досмотра.
Отступление второе
Одна тысяча девятьсот девяносто второй год
– Внимание, внимание, закончилась посадка на рейс сорок шесть – тридцать восемь, авиакомпании «Сибирь», следующего по маршруту Новосибирск – Санкт-Петербург. Опоздавшие пассажиры немедленно пройдите на посадку к выходу номер четыре. Повторяю…