Постоялый двор Синичкино
Шрифт:
— Успокойся, папа. Никуда лететь не надо. Я никого не убивал и меня никто не арестовывал, — остудил пыл отца Радмир. — Это мы так настоящего преступника выводили на чистую воду. Нужно было, чтобы он почувствовал себя в безопасности, поэтому Гера обвинила меня в убийстве, а местный участковый ей подыграл.
— И кто же убийца? — воскликнул Флор.
— Павловский! — хором ответили Радмир и Гертруда.
— Юра?! — Самуил Яковлевич Флор выглядел ошарашенным. — Вот это поворот!
— Юрий Павловский в лесу признался, что украл
— Где он сейчас? — живо интересовался Самуил Яковлевич. Участковый повёз его в СИЗО?
— К сожалению нет. Павловский умер, — ответил Радмир.
— Значит проблема решена? — уточнил Хобар.
— Решена, — заверил его Радмир. — Как я тебе ранее говорил: постоялый двор продавать не надо.
— Тогда я домой! — обрадовался Флор. — Отдохнул, теперь поеду контролировать, как мои сыновья с семейным бизнесом справляются. Рад, что выяснилось всё на счёт смертей. Я, признаюсь, был уверен, что все эти навьи — дело рук живого человека, но это существо в лабиринте поколебало мою уверенность. Выглядело всё очень мистически.
— Жалко, что преступник не ответит за свои злодеяния перед законом, — недовольно отметил Радмир.
— Такова жизнь. Сейчас он там, где людские законы ничтожны. Надеюсь, Юрий ответит за всё перед высшим судом, — философски заметил Флор.
— Я думала, что Вы не верите в потусторонний мир, — удивилась Гера.
— Не верил, — согласно кивнул Самуил Яковлевич, — но отдых здесь заставил меня переосмыслить свои взгляды. Думаю взять шефство над каким-нибудь приютом для животных, чтобы грехи свои искупить. Вениамин, тебе я тоже советую заняться благотворительностью.
— Обязательно займёмся, — согласился олигарх Хобар, довольным взглядом осматривая окресности. — Хорошо здесь!
— Замечательно! — подтвердил Флор. — Надумаешь продавать Синичкино — я куплю.
— Сын сказал, что продавать не будем, — Вениамин Хобар подмигнул Радмиру.
— Понял я! — Самуил Флор спустился с крыльца.
— Ты же не уедешь сегодня? — спросил его Вениамин Хобар.
— А что?
— Давай баньку протопим, ужин сообразим, раз я здесь, а завтра вернёмся в город к повседневной рутине.
— Баню протопить не выйдет. Котёл до сих пор томится на таможне, — напомнил отцу Радмир.
— Тогда просто ужин, — легко поменял планы олигарх. — А котлом я завтра лично займусь.
— Ещё света у нас нет, — сказала Гера, и над крыльцом тут же вспыхнула лампочка.
— Починили свет! Это знак! — засмеялся Самуил Флор.
— Значит остаёшься? — уточнил у друга олигарх.
— Так и быть! Остаюсь! — махнул рукой Самуил Яковлевич. — Только имей в виду: ужин придётся самим готовить. Весь твой обслуживающий персонал, включая повара, взял недельный отпуск за свой счёт, а Радмир и Гертруда явно устали.
— Ужин — не проблема. Я один раз на охоте кашу из топора
— Конечно помню! Ты туда вместо молока ликёра Бейлис добавил! — хохотнул Флор, тоже взбираясь на крыльцо.
Открывая перед Самуилом Флором входную дверь, Хобар обернулся и обратился к сыну:
— Девушку поразвлекай с часок, пока мы с Самуилом ужин организуем.
Радмир усмехнулся:
— Особо не торопитесь с ужином, чтобы я мог подольше обществом Гертруды насладиться.
— Понял! — Вениамин Хобар снова подмигнул сыну и исчез в лобби.
Оставшись наедине с Герой, Радмир задал ей тот же вопрос, что чуть раньше олигарх Хобар задавал Самуилу Флору:
— Ты же не уедешь сегодня?
— Нет. У меня на сегодня одно важное дело запланировано, — Гертруда посмотрела на лес.
— Какое?
— Помнишь, когда я приехала, ты спросил у меня, почему навьи именно здесь решили жизни в большом количестве собирать?
— Ты знаешь ответ и на этот вопрос, мис. Шерлок Холмс? — иронично поинтересовался Радмир.
— У меня есть теория. Моя бабушка говорила мне, что вокруг нашего дома территория заговорена и навьи не могут на неё пробраться. Мне кажется, бабушкин заговор привёл к какому-то, скажем так, сбою и навьи стали стремиться показаться людям именно сдесь. Я хочу устранить этот сбой.
— Как?
— Помнишь фотографию из жестяной коробки, которую мы рассматривали на крыльце дома моей бабушки?
— Конечно помню! На ней были запечатлены твои родители, ты и бабка Марьяна.
— Да. Я её не положила назад в коробку, а сунула во внутренний карман джинсовой куртки и забыла об этом. Сегодня нашла её там, — Гертруда вытащила фотографию из кармана.
— Рад, что у тебя осталось на память хоть что-то из жестяной коробки!
— Не просто на память! Я этого не заметила, когда нашла фотографию, но здесь, на обратной стороне, заговор написан, которым навьий от определённого места заговорить можно, — Гертруда перевернула фотографию и продемонстрировала Радмиру надпись, сделанную когда-то давно и от времени сильно выцвевшую. — "На земле прочно стою! Через навью смерть я заговорю. Слушай, навья, волю мою: рук ко мне не тяни, за собой не зови. По поляне у хаты моей не ходи, но законы блюди: Паляндре служи, путь к ней сторожи!"
— И как этот текст тебе поможет? Ты хочешь через навью "заговорить" от смерти территорию вокруг Синичкино? — со скепсисом уточнил Радмир.
— Нет. Я вернусь в лес к избушке бабки Марьяны и прочитаю этот заговор, но изменю в нём слова: вместо того, чтобы защищать место, сниму защиту.
— Ничего не понятно, но очень интересно. Я иду с тобой! — безопеляционно заявил Радмир.
— Хорошо, — тут же согласилась Гертруда. — Поможешь мне равновесие между мирами установить, и они, болтая о разных мелочах, направились назад в лес.