Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.

Щепкина Надежда Владимировна

— Ни за что не возьму эти деньги. Забирайте их назад немедленно. В этом нет никакой надобности: деньги есть у меня — мои отпускные, они есть и у Сережи — за реставрацию иконы и за продажу картины. Спасибо Вам за попытку помочь, но это лишнее.

Пока Катя бушевала, он смотрел на нее молча, с грустной улыбкой, не прерывая ее и не возражая.

Когда она утихла, выражение лица Николая изменилось: оно стало твердым и даже жестким.

— Слушайте меня внимательно, — заявил он. — Я старше Вас, опытнее и осведомленнее. Те деньги, что есть у Вас, неприкосновенны. Я не хотел Вас пугать и огорчать, но, видимо, Вам придется узнать истинное

положение вещей. Следствием собраны несколько случайных косвенных доказательств причастности Сергея к краже бриллианта. Следователь выстроил эти случайные доказательства в одну шеренгу и из нее выводит свое обвинительное заключение. Так что нам предстоит долгая и упорная борьба за свободу Сережи. Придется воспользоваться услугами хорошего адвоката, а они не дешевы. Пока трудно сказать, на что еще потребуются деньги. Я понимаю Ваше нежелание взять их у меня. Мне это горько, но я сознаю, что Вы не хотите быть материально обязанной мне. Поэтому мы сделаем так. У Вас найдется тетрадка и карандаш? Отлично. Мы вносим в нее дату, суммуи наши с Вами подписи. Эти деньги я ссужаю Сереже, а когда он вернется, мы с ним разберемся. Уж он-то не откажет принять у меня деньги в долг. Так что с этим делом покончено. А сейчас ступайте гулять с Настенькой, а мы с Амалией Карловной продолжим уборку в комнате Сережи.

— Подождите немножко, Николай Федорович. Спасибо Вам несказанно за Вашу доброту и деликатность. Поверьте, я умею все это ценить. А сейчас ответьте на один вопрос: Вы сегодня завтракали?

— Нет, — сознался он. — Некогда было.

— Тогда, может быть, Вы сначала пообедаете со мной? Я только что сварила свой любимый монастырский борщ с грибами и черносливом по маминому рецепту. Этот борщ у нас дома варили по большим праздникам — в Таганроге грибы редкость, а здесь грибы — хлеб насущный. Так как? Хорошо?

Николай, как и встарь, следил за ее неспешными ловкими движениями, словно за неким ритуалом. На столе как на скатерти самобранке появились тертая редька с зеленью, квашеная капуста с мочеными яблоками, горячая картошка и кастрюля с борщом, источающим сказочные ароматы. Не обошлось без небольшого графинчика с водкой, в которой плавал кусочек красного перца.

Голодный Николай, глядел на это священнодействие, глотая слюну. После обеда Катя снова остановила Николая.

— Я прошу Вас ознакомить меня во всех подробностях без утайки, со всеми обстоятельствами дела моего брата. Я непременно должна активно участвовать в борьбе за его освобождение. Может быть, и я на что-нибудь сгожусь. Я ведь без пяти минут юрист, — может быть, мои знания окажутся полезными.

— Екатерина Дмитриевна, это потребует длительного, многочасового разговора. Мы сделаем так. Сегодня Вы пойдете с Настенькой на прогулку, а я займусь уборкой. Я уже сговорился на этот счет с Амалией Карловной. Она любезно специально выделила для этого время. Отложить на завтра не получится: она обещала помочь своей приятельнице организовать застолье. А вот завтра с утра я должен быть в Эрмитаже — хочу посоветоваться с коллективом Сергея, а потом с Вашего позволения прибуду сюда, все подробно Вам расскажу, и мы вместе решим, как действовать дальше.

Катя неохотно согласилась:

— Хорошо, раз иначе нельзя, я потерплю. До завтра.

Глава 6. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

Катя помешивала на огне кашу для Настеньки и с нетерпением ждала прихода Николая,

чутко прислушиваясь к шагам на лестнице.

Низкое осеннее солнышко заглянуло в окно и согрело уснувшую было на зиму большую зеленую муху. Та проснулась и начала яростно биться о стекло, стремясь навстречу теплу и солнцу.

Катя распахнула окно и выпустила затворницу. В кухню ворвался свежий чистый воздух, пахнущий мятой и палой листвой. Оставив окно открытым, она вернулась к нерастопленной плите, на которой пыхтела керосинка и булькала каша. Вдруг какая-то неясная внутренняя тревога безотчетно, неодолимо повлекла ее к окну. Под окном стоял Кирилл и, подняв голову, не отрываясь, смотрел на ее окно.

— Катя! — окрикнул он ее. — Разреши мне войти. Обстоятельства требуют, чтобы мы с тобой объяснились и приняли решение относительно нашего будущего.

Катя не двигалась и молчала. Кирилл продолжал.

— Жена оставила меня и дала мне развод. Я свободен. Я хочу жениться на тебе. Я делаю тебе предложение. У нас будет чудесная семья — я, ты и наша дочка. Ты ведь так этого хотела. Открой мне дверь, мы все обсудим.

Катя так же, молча, покачала головой.

— Но я люблю тебя бесконечно! Ты самое дорогое, что есть у меня на свете!

Катя снова решительно покачала головой.

— Ну, хотя бы дочку покажи!

Катя молча закрыла окно и отошла в глубь комнаты.

Возвращаясь из Эрмитажа после встречи с начальством Сергея, Николай увидел под окном священной для него квартиры фигуру ненавистного ему человека. Глухая, звериная ярость одолела парня. Опустив голову на манер быка, завидевшего тореадора, он кинулся навстречу врагу.

— Ты зачем околачиваешься под этими окнами? Прознал, что Сережа арестован и решил, что некому защитить бедняжку? Пошел вон отсюда, мразь!

Кирилл высоко поднял брови, медленно оглядел Николая с головы до пят, молча повернулся на каблуках и неспешно и уверенно пошел прочь. Николай выпустил вслед ему обойму отборных тирад, которые, впрочем, едва ли достигли цели, после чего поспешил к своей подопечной. На лестнице его насторожил едкий запах гари и струйка дыма, вытекающая из-под знакомой двери. На его стук в дверь никто не ответил. В панике он стал колотить в дверь кулаками и сапогами. Ответа также не последовало. Тогда он стал кричать, что есть мочи.

— Екатерина Дмитриевна! Откройте, это я, Николай. — Послышались легкие шаги, и дверь открыла расстроенная и заплаканная Катя.

Поспешив мимо хозяйки на кухню, он убедился, что керосинка погасла, а каша уже не дымит, после чего открыл окно и вернулся в гостиную. Катя сидела в кресле, и отрешенно глядя в одну точку. Он стал на колени перед ее креслом и, глядя в ее окоченевшее лицо, обнял за плечи, повторяя:

— Екатерина Дмитриевна, голубушка, что случилось? Этот негодяй напугал Вас?

Она молча покачала головой.

— Может быть, этот мерзавец обидел Вас?

Она подняла на него опустошенные глаза и тихо зашептала губами. Прислушавшись, он уловил едва слышное:

— Он не мерзавец. Он святой. Он возложил на жертвенный алтарь и свою любовь, и нас с Настенькой во имя своей веры...

Николай вскочил на ноги и заметался по комнате — хотелось опровергать, спорить, доказывать. Но, посмотрев на ее тихое, задумчивое, просветленное лицо, он сдержался. Нет, не сейчас. Позже, постепенно, исподволь он сумеет показать ей истинное лицо этого типа. Но было больно, очень больно. Она все еще любит его! Она его оправдывает!