Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.

Щепкина Надежда Владимировна

— Но это значит, что еще один день бедняге сидеть в тюрьме! — возмущался Николай.

Секретарша, стуча на машинке, не глядя на него, шепнула:

— Вы проводите его до машины, по дороге и решите Ваши дела.

Как спринтер на старте Николай бросился навстречу выходящему из кабинета Александру Николаевичу, стремясь занять выгодное место у его уха. Бенуа узнал Николая, понял, о чем речь и сказал:

— Извини, брат, некогда. Ты найди в запасниках хранительницу Марию Сергеевну Левинскую и передай ей мое распоряжение отыскать этот портрет с кулоном. И разрешение сфотографировать

его, — добавил Николай.

— Э, нет, здесь я бессилен. Категорически запрещено фотографировать экспонаты. Разрешить тебе, — потом от газетчиков не отобьешься.

— Но, тогда разрешите скопировать, — умолял Николай, вцепившись в рукав директора.

— А вот это, пожалуйста, — прокричал Бенуа уже со ступеньки «Кадиллака».

Николай долго скитался по лабиринтам Эрмитажа, опрашивая встречных, как попасть в запасники, а там отыскать Марию Сергеевну. Действуя по принципу «язык до Киева доведет», после нескольких часов поисков он в конце концов, нашел обиталище искомой Марии Сергеевны, которое представляло собой комнатушку, именуемую кабинетом. Так как на стук никто не ответил, Мокрухин осмелился войти. За столом сидела худосочная особа, юность и даже молодость которой давно отзвенели.

Взглянув на посетителя, та с раздражением указала ему на дверь:

— Вы что, не видите — у меня обед! — Какая бесцеремонность!!! Подождите в коридоре, я Вас приглашу.

Мокрухин вынужден был подчиниться. Подождав около часа, Николай снова сунулся в заветную дверь. На этот раз его неохотно выслушали.

— Пойдемте, — позвала она, надевая ватник.

В запаснике было холодно и сыро. Картины в тяжелых резных рамах беспорядочными кучами были навалены по углам и посредине помещения. Отдельно были брошены рулоны полотен, вырезанных из рам.

Николай был потрясен — здесь медленно умирали бесценные сокровища, принадлежащие всему Человечеству.

— Как Вы можете на это равнодушно смотреть? Я немедленно пойду к Бенуа и потребую, чтобы полотна хранились в надлежащих условиях! — возмущался он.

— Не горячитесь, — парировала Левинская. — Александр Николаевич только тем и занят, что пытается добиться улучшения условий хранения экспонатов. Дело движется медленно. Пока кое-что удалось сделать для картин в выставочных залах. До запасников пока руки не дошли, но дойдут со временем. Я Вас привела сюда, чтобы Вы поняли, что найти в таком хаосе интересующий Вас портрет почти невозможно. Но я завтра закажу в администрации двух грузчиков. Когда моя заявка будет выполнена, Вы можете узнать в администрации — вот телефон. Не думаю, что это будет скоро. А пока — всего доброго.

— Позвольте, зачем нам грузчики? А это не сгодится? — спросил он, поиграв своими могучими плечами.

Хранительница посмотрела на него оценивающе и заинтересованно:

— Тогда может быть, Вы заодно поможете мне отобрать в этих барханах картины, которые можно передать Русскому музею, где условия хранения неизмеримо лучше? И параллельно составить реестр того, что останется?

— С удовольствием.

— Тогда приходите завтра с утра, — и начнем, благословись.

— Зачем же завтра? Давайте прямо

сейчас. Ведь до конца рабочего дня есть еще несколько часов. Можно и сверхурочно поработать.

Мария Сергеевна молча протянула ему холщовый халат, который затрещал по швам на мощной фигуре Мокрухина.

Сама она принесла лупу, амбарную книгу, письменные принадлежности и работа закипела.

Остановились они, когда пришла охрана опломбировать помещение на ночь.

* * *

Известно, что совместный труд сближает людей. К середине следующего дня Николай и Мария Сергеевна прониклись взаимной симпатией.

«И не такая уж она и старая, и не мегера вовсе... А лет десять назад это потускневшее личико тревожило сердца и взоры множества вздыхателей», — думал Николай.

Когда настало время обеда, Мария Сергеевна пригласила Мокрухина к столу разделить с ней трапезу — принесенный из дома в баночке винегрет и ватрушки к чаю. А где застолье — там и душевные разговоры. Николай, который почел за благо не рассказать подлинную цель розыска портрета, сочинил трогательную историю.

— Был у меня задушевный друг, с которым все делили пополам. Друг, после окончания Академии художеств, в которой учились мы оба, уехал в Италию на практику, там тяжело заболел и умер. Портрет, который я ищу, чтобы скопировать, — единственная память о моем дорогом друге.

— Так Вы выпускник Академии художеств? Вы художник? — заинтересовалась Мария Сергеевна.

— Именно.

В воображении Марии Сергеевны непроизвольно нарисовалась белая вилла, белая яхта, синее, теплое море и общество успешного художника.

— И что Вы сейчас пишите?

— Бегемота.

— Бегемота? Это что, псевдоним или кличка? — недоумевала она.

— Да нет, зверушка есть такая.

— Так Вы анималист?

— Не угадали. Я художник-иллюстратор. Сейчас изображаю того самого бегемота, которого тащат из болота в сказке Корнея Чуковского.

Мария Сергеевна разочарованно промолчала. Белая вилла потускнела и исчезла.

— И что же, Вы так и специализируетесь на изображении хрюшек и барбосов в детских сказочках?

— Не всегда. Например, только что я выполнил иллюстрации к подарочному изданию баллады Жуковского «Ундина». Чтобы совсем не разочаровать Вас, придется немножко похвастать, — мои работы выставлялись за рубежом и удостоены призов. Я получил лестное предложение от одного из крупных издательств Великобритании, но пока пришлось отказаться.

Белая вилла вообразилась снова, в этот раз более рельефно. Глаза собеседницы снова потеплели и зажглись горячим интересом.

— Можно посмотреть Ваши работы?

— Я презентую Вам «Ундину», если позволите, — предложил Николай.

Мария Сергеевна хотела продолжить свое исследование, но Николай уже поднялся, чтобы снова взяться за работу.

* * *

Большая часть картин была разобрана, рассортирована и занесена в реестр, а нужный портрет все еще не нашелся. Мокрухин подозревал, что Мария Сергеевна знает, в какой куче надо искать портрет, но сознательно оставляет ее напоследок. Николай не винил ее: в конце концов, у каждого свои задачи.