Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.
Шрифт:
Туг Николай попытался повернуть тему на верную тропу:
— А где можно найти этого Сенечку?
— А кто его знает? После того случая Борис Наумыч его уволил и отказал от дома. Да Вы спросите у Лики: она так его любила, что наверняка знает, где его искать. Хотя они и в ссоре.
Надежда снова затеплилась, и Николай опять постучал в знакомую дверь. Леокадия Борисовна слегка подняла брови, выражая этим недоумение по поводу его настойчивости.
— Простите ради Бога, — начал Николай. — В моем деле мог бы быть полезен некто Сенечка. Не могли бы Вы сообщить, как его разыскать или хотя бы
При этих словах бесстрастное пергаментное лицо Леокадии исказилось, покрываясь бурыми пятнами, из глаз брызнули слезы, губы задрожали:
— Как вы смеете беспокоить меня такими вопросами и произносить при мне это имя? — И, окончательно разрыдавшись, она захлопнула дверь.
Николай был в отчаянии — последняя ниточка оборвалась. Но он понимал, что повторять попытку, по крайней мере, сейчас, бесполезно.
* * *
По убитому горем лицу Николая Катя поняла, насколько плохи дела. Но, выслушав отчет о последних событиях и вспомнив народную мудрость, она спокойно заявила:
— Николай Федорович, не унывайте, давайте вместе поужинаем, я специально Вас ждала. А утро вечера мудренее. — И, чтобы окончательно отвлечь друга от горьких мыслей, начала, смеясь, рассказывать, как Настенька сама пыталась встать на ножки и сделать первый шаг.
Прощаясь, Катя напомнила:
— Приходите утром к чаю: вместе что-нибудь придумаем.
По дороге домой, Николай вспоминал: «Какое сокровище эта женщина! Другая бы растеклась слезами, жалобами, упреками, а эта успокоила, утешила, обнадежила... Да и накормила как вкусно! С такой и бремя не в тягость, и горе не беда. Как это Мария Сергеевна говорила, ничего, что я рыжий? Может быть, я не так уж безнадежен?»
Глава 3. НАСТИНА ПОБЕДА
Утром Катя встретила Николая не только горячим чаем, но и ворохом соображений:
— Из того, что Вы мне рассказали, следует, что наша последняя надежда — этот Сенечка. Значит, его, во что бы то ни стало нужно разыскать. Если эта Леокадия откажется нам помочь, можно найти концы в жилконторе, досконально опросив всех соседей в доме и окрестностях, поместить объявление в газете, наконец. Но самое быстрое и надежное — выпытать все, что знает о нем Леокадия. Я попробую сделать это деликатно, по-женски.
— Попробуйте, — согласился Николай. — А я с Настенькой посижу, тем более, кое какой опыт у меня появился.
— Ну нет, Настеньку я возьму с собой: она мой главный козырь.
— Тогда я Вас провожу, — и Николай подхватил ребенка на руки.
Когда Леокадия открыла дверь, Катя быстро и горячо начала ее умолять, торопясь, чтобы не прервали.
— Прошу Вас, Вы наша последняя надежда. Если Вы нам не поможете, мы просто погибнем с голоду.
Леокадия молча порылась в кармане и протянула монетку, попытавшись уйти.
— Нет, нет! Вы не поняли, мы не нищие. Мы должны разыскать Вашего Сенечку. Только он может вызволить из тюрьмы нашего кормильца.
— А, Вы из той же компании? Я уже сказала, что не буду говорить на эту тему, — холодно возразила дочь ювелира и снова попыталась захлопнуть дверь.
— Но мы так долго добирались к Вам. Ребенок мокрый и голодный. Позвольте мне хотя бы перепеленать и покормить дочку. Уж в этом
— Входите. Располагайтесь, — указала она на широкую кровать.
Младенец, почувствовав, что его освободили от пут, радостно задвигал ручками и ножками и счастливо засмеялся.
Что-то женственное всколыхнулось и затеплилось в обуглившейся душе хозяйки при виде этого милого розового существа, радостно приветствующего свое освобождение. Ее руки непроизвольно протянулись к нему. В этот момент Катя как бы невзначай спросила:
— Вы не подержите Настю, пока я сменю пеленки?
В ту же секунду Настя была на руках у Леокадии и с увлечением исследовала нос и волосы нового объекта.
— Какая хорошенькая девочка! Сколько ей?
— Скоро год будет. Сейчас мы ее покормим.
Лика неохотно рассталась с веселым комочком живой плоти и жадно наблюдала, как ребенок сладко чмокал у материнской груди.
— Так что с Вами случилось? — спросила Лика.
— Это печальная история, но таких, к сожалению, много. Я приехала в Петроград из провинции учиться, а вместо этого встретила будущего отца Насти и влюбилась в него без памяти. Счастье было недолгим — узнав, что у нас будет ребенок, он потребовал, чтобы я пошла на аборт. Когда я отказалась сделать это, он оставил нас. Он объяснил, что не собирается жениться на мне, потому что уже имеет семью, и рождение внебрачного ребенка повредит его карьере. И вот родилась Настя — сирота при живом отце. Но все было не так плохо: мой, добрый, внимательный брат, талантливый художник, взял на себя отцовские заботы. Мы с Настей не знали горя. Однако случилась беда: моего брата незаслуженно обвинили в краже драгоценности из оклада иконы, которую он реставрировал. Якобы он подменил драгоценность на страз. Так вот, по мнению специалистов, страз такой сложности мог сделать только Ваш отец. Если бы удалось узнать, когда сделан этот страз и кто его заказал, можно было бы представить улики против предъявленного обвинения. К сожалению, батюшки Вашего нет в живых, но Сенечка мог бы сообщить необходимые мне сведения.
А так — брат будет осужден на очень длительный срок, а то и расстрелян за кражу в особо крупных размерах, которую он не совершал. Пропадет его недюжинный талант, а мы с Настей будем бедствовать. Моя бедная девочка будет лишена самого необходимого.
— А кто этот мужчина, который приходил сюда до Вас? — спросила Лика подозрительно.
— Это друг моего брата, его однокашник. Он тоже хлопочет об освобождении моего брата. Он помогает нам иногда, но у него своя семья, да и брать деньги у чужого человека унизительно.
К этому времени Настенька закончила свой обед и попыталась встать на неокрепшие еще ножки.
— Можно мне ее взять на руки? — попросила Лика, которая во все время беседы не отрывала жадных глаз от младенца.
— Пожалуйста, а я пока приведу себя в порядок.
Ребенок уютно устроился на коленях у Лики, играя концами ее пояса, потом потянулся, зевнул и блаженно заснул. Лика осторожно отнесла его на постель, укрыла простыней и вернулась к гостье.
— Но ведь не только материальная нужда гнетет Вас, — обратилась она к Кате. — Должно же остаться чувство обиды, душевной боли, оскорбленного достоинства?