Потемкин
Шрифт:
«Какая тебе нужда сказать, что жив не останется тот, кто место твое займет! — писала Екатерина. — Похоже ли на дело, чтоб ты страхом захотел приневолить сердце? Самой мерзкой способ сей не похож вовсе на твой образ мысли, в котором нигде лихо не обитает, а тут бы одна амбиция, а не любовь действовала… Истреби о том и мысли, ибо все это пустож похожа на сказку… Скорея ты много скучаиш, нежели я» [547] .
Прямая угроза в адрес соперника, казалось бы, должна подтвердить, что Потемкин, хотя бы теоретически, мог быть причастен к делу Голицына. Однако обратим внимание на тот факт, что в октябре-ноябре 1775 года Григорий Александрович бешено ревнует Екатерину к Завадовскому, а на дуэли гибнет не фигурировавший в их любовных письмах Голицын. Удачливый же противник-хохол остался жив, несмотря на всю бурю чувств, которую вызвал у Потемкина.
547
РГАДА.
Ревность Григория Александровича усиливалась еще и общим шушуканьем у него за спиной. Екатерина была вынуждена оправдываться, однако ее слова давали возлюбленному повод для новых нападок. «Я написала и изодрала для того, что все пустош, и как вы умны очень, то на все сыщете ответ, а я на себя вам оружия не подам» [548] .
Внутреннее состояние Потемкина в этот момент было очень тяжелым. Императрица пыталась успокоить его и заверить в неизменности своих чувств. «Владыко и cher epoux! — писала она. — Я зачну ответ с той строки, которая более мне трогает. Хто велит плакать? Для чего более давать волю воображению живому, нежели доказательствам, глаголющим в пользу своей жены? Два года назад была ли она к тебе привязана святейшими узами? Галубчик, изволишь сюпасировать (от фр. supposer — полагать, допускать. — О. Е.) невозможное, на меня шлется. Переменяла ли я глас, можешь ли быть не любим? Верь моим словам. Люблю тебя и привязана к тебе всеми узами. Теперь сам сличи: два года назад были ли мои слова и действия в твою пользу сильнее, нежели теперь?» [549]
548
Там же. Л. 62.
549
Там же. Ф. 5. № 85. Ч. 1. Л. 267.
Однако Григорий Александрович не склонен был верить «доказательствам, глаголющим в пользу своей жены». Настал момент, когда он прямо потребовал удаления Завадовского, и из ответного письма Екатерины становится понятно, что у него были для этого причины. «Прочитала я тебе в угодность письмо твое, — пишет императрица. — …Бога для опомнись, сличая мой поступок с твоим. Не в твоей ли воли уничтожить плевели, и не в твоей ли воли покрыть слабость, буде бы она место имела. От уважения, коя ты дашь или не дашь сему делу, зависит рассуждение и глупы публики. Просишь ты отдаление Завадовского, слава моя страждет всячески от исполнение сей прозбы; плевели тем самым утвердятся, а только пачтут меня притом слабою более, нежели с одной стороны, и совокуплю к тому несправедливость, и гонение на невинного человека. Не требуй несправедливостей, закрой ушей от наушников, дай уважение моим словам. Покой наш возстановится, буде горесть моя тебя трогает» [550] .
550
Там же. Л. 345–345 об.
Судя по фразе: «Не в твоей ли воли покрыть слабость, буде бы она место имела. От уважения, коя ты дашь или не дашь сему делу, зависит рассуждение и глупы публики», — измена Екатерины с Завадовским уже произошла. Но сама императрица смотрела на случившееся как на досадную «слабость», просила мужа не раздувать скандала, вспыльчивым поведением не обращать внимания «публики». Она все еще надеялась, что их «покой возстановится». Вероятно, в какой-то момент, измученная придирками Потемкина, Екатерина позволила Завадовскому утешить себя.
Поначалу императрица и не думала расставаться с мужем, полагала, что он простит измену, «покроет» единичный случай ее «слабости». И, кажется, Григорий Александрович готов был на это пойти, но требовал удаления Завадовского. Однако Екатерина считала, что, совершив такой шаг, она только укрепит слухи в обществе, и просила Потемкина оставить мимолетного любовника в покое. Ситуация стала патовой. Если бы императрица удалила Завадовского, она бы в глазах придворных группировок только подчеркнула свою зависимость от Потемкина. Как государыня Екатерина не могла себе этого позволить. Со своей стороны Григорий Александрович боялся потерять лицо и как мужчина (ему изменили, и весь свет знает об этом), и как государственный человек (его требования больше не выполняются).
К этому времени Потемкин уже понял, что отстаивать за собой исключительное положение любимца ему придется не только на сердечном поприще, но и в жестоких схватках с противоборствующими партиями. У него сложилась своя небольшая группировка. Опираясь на нее, он пытался противостоять враждебным действиям Паниных и Орловых. Однако сам факт существования «конфидентов» Екатерина восприняла очень
551
Там же. Л. 346–346 об.
Говоря о «конфидентах», Екатерина лукавит: Прасковья Брюс, пользовавшаяся в это время еще полным доверием императрицы и когда-то указавшая ей на Потемкина, теперь усиленно создавала у своей «хозяйки» благоприятное мнение о Завадовском и всячески чернила старого фаворита [552] .
Перечисленные императрицей лица — С. С. Гагарин, С. Ф. Голицын, троюродные братья П. С. Потемкин и М. С. Потемкин, а также племянник А. Н. Самойлов. Эта группировка была еще слишком слаба. Скорее ее члены удерживались на своих постах благодаря весу Григория Александровича, чем сами могли его поддерживать. Противостоять же им приходилось во много раз более сильным и опытным противникам.
552
Барсков Я. Л. Письма императрицы… С. 234.
Первыми атаку начали Орловы. В самом конце 1775 года Алексей Григорьевич подал в отставку со всех постов. Это был демонстративный шаг, очень напоминавший давний поступок П. И. Панина. Недаром случившееся так оскорбило императрицу. Алексей ставил вопрос ребром: Екатерина передала слишком много власти новому любимцу, для ее старых, испытанных сотрудников такое положение унизительно, теперь она должна выбирать — либо он, либо они.
Ситуация очень похожа на ту, которая сложилась двенадцать лет назад в Москве после коронации Екатерины. Власть, захваченную Орловыми, другие вельможи посчитали чрезмерной. Один слух о возможном венчании императрицы с Григорием Григорьевичем вызвал ропот возмущения и заговор Федора Хитрово с целью убийства братьев Орловых. Нечто подобное теперь грозило и Потемкину. Екатерина прекрасно понимала нараставшую угрозу, и ее отдаление от прежнего возлюбленного — это, кроме всего прочего, еще и попытка защитить его. Точно так же она когда-то отказалась от плана брака с Орловым, но в тот момент сохранила его как фаворита. С Потемкиным ситуация была обратной. Он уже являлся мужем, но Екатерина пошла на личный разрыв.
Все происходящее было для обоих крайне болезненно. 9 февраля 1776 года из заграничного путешествия вернулся Г. Г. Орлов, в марте он слег с лихорадкой. В «публике» сразу заговорили об отравлении Орлова Потемкиным. Но еще хуже было то, что Григорий Александрович неосмотрительным поведением сам провоцировал подобные слухи. Екатерина дважды посетила больного Орлова, по поводу чего Потемкин устроил ей скандал. О произошедшем знали не только при русском дворе, но и донесли за границу иностранные дипломаты. «Хотя он в настоящую минуту пользуется полной властью, многие по секрету предсказывают его падение, как событие весьма недалекое» [553] , — писал 8 марта Окс.
553
Сб. РИО. Т. 19. С. 513.
С января по апрель 1776 года двор оставался в Петербурге, императрица жила в Зимнем дворце, число приемов, балов и выездов сократилось [554] . Потемкин продолжал занимать свои старые покои во дворце, где у него регулярно обедали все иностранные министры и высший генералитет [555] . Между тем Завадовский становится 2 января генеральс-адъютантом [556] , а 7 января уже в этой должности обедает во внутренних комнатах императрицы среди особо приближенных к ней лиц, в том числе и Потемкина. Эти знаки явились внешним, как бы «официальным», рубежом начала нового фавора и свидетельствовали о том, что императрица считает возможным «обнародовать» перемену «случайного» вельможи.
554
КФЦЖ 1776 года. СПб., 1880. С. 1–186.
555
Там же. С. 49.
556
Барсков Я. Л. Письма императрицы Екатерины… С. 232.