Потерянное одиночество
Шрифт:
– Я… Иногда я просто закрываюсь и при этом впитываю силу противника, по чуть-чуть, чтоб стать таким же агрессивным как он, – Седрик кивнул, ему был знаком этот прием, - Это когда драка идет оружием, а не силой. А когда нужно бить силой, генерировать ее, я впадаю в боевой транс.
– Вот как. Мило. И в чем же он выражается?
– Ну… Мне все становится смешно и ничего не пугает. Ржу как дура, - тихо закончила я.
– Смеешься… И с Руманом смеялась?
– Ну да…
– Тогда понятно…
– Что понятно?
– Марла тоже ржет, психопатка, когда
«Брр…»
– Все? Ты успокоился?
– Розочка моя, а твои шипы вовсе не призрачны…
– Им далеко до твоих клыков.
– Хорошо, что ты понимаешь это.
– Понимаю, Седрик, я все понимаю. За эти годы я и полслова не сказала тебе во вред. Я не клялась и не поклянусь, но ты знаешь, что я тебе зла не причиню.
– Иди ко мне, пушистенькая. Хоть раз позволь мне сделать то, что я хочу. Я знаю, где надо будет остановиться.
– Никакого секса, Седрик…
– Тебя так напугал наш первый раз? – саркастично спросил он.
– Не смешно!
– Пати… Я обещаю, что не сделаю ничего вопреки твоей воле, твоим желаниям.
Да, больших гарантий своей безопасности я не получу. Я приблизилась к нему, и он встал навстречу.
– Я буду мягким и пушистым, почти как ты, - бархатным голосом пообещал он.
Мы медленно кружились в подобии танца, хоть музыки и не было. И конечно же, Седрик расстегивал все эти маленькие пуговицы на моем платье, сначала снизу, потом сверху, потом опять снизу… Происходящее мне скорее нравилось, чем нет, но удовольствия я не получала. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что у нас было с Лианом, с ним я раскрылась и расслабилась, а с Седриком надо было играть в открытость и не терять контроля над собой и силой ни в малейшей степени – это не удовольствие.
Последние пуговицы Седрик все же оторвал одним рывком и мягко уронил меня на кровать, пока мы танцевали я тоже не бездельничала и стянув галстук, расстегнула его рубашку, он сбросил ее и встал на колени надо мной. Чувство опасности резануло как нож – нельзя быть похожей на жертву, нельзя покорно лежать под ним. Я села, но неснятое, спущенное платье связало мне руки, и Седрик толчком опять опрокинул меня на спину, я дернулась и «закрылась»…
– Чшш, тихо, тихо… Я контролирую себя…
Сила в нем бурлила, и он все больше наливался красной, не родной, плохо контролируемой…
– Ну что ты погасла… Розочка моя, я хочу слышать твой аромат, ну же раскройся…- в упрашивании слышалось рычание, а ласки пока еще нежные грозили в любую секунду превратиться в боль.
Мне это совершенно точно не нравилось. Но сделав надо собой усилие я расслабилась и раскрылась, отдавая ему силу.
– Да, моя сладкая, да, моя летняя, моя пушистая…
Напряженность спала. Получив порцию светло-красного он ненадолго стал по настоящему нежен. Но красной силы теперь в нем было слишком много, она требовала выхода или же конвертации… А конвертировал Седрик в черную, в данном случае – в агрессию. Этого допустить нельзя.
Мне этого очень не хотелось, но я в поцелуе отобрала большой глоток, уже успевшей стать багровой, силы, это
– О да…Возьми еще.
– Нет!
– Тогда отдай. Ты теперь пахнешь иначе, одного глотка хватило.
Я боролась с собой, чтобы не выплюнуть его силу, это было бы серьезным оскорблением, я старалась ее переработать, но получалось пока плохо. Седрик принялся по чуть-чуть вытягивать из меня в поцелуях, а вытягивание силы само по себе неприятно, я терпела сколько могла.
– Хватит!
– Как скажешь, розочка, как скажешь, - но его покорность никого не обманывала.
– Седрик, мы заиграемся. Ты заиграешься. И нарушишь обещание.
– Я контролирую себя. А ты?
Вопрос был задан не просто так - его сила начала влиять на меня, и мне уже хотелось почувствовать силу рук, блуждавших по моему телу, хотелось… Чужая сила, чужие желания…
– Седрик, хватит, остановись.
– Кому ты не доверяешь мне или себе?
– Твоей силе!
Он рассмеялся польщенным смехом победителя.
– Ты… если б ты знала насколько желанна, когда в тебе моя сила, когда ты не приторно сладкая, а такая… самочка, молоденькая, перепуганная самочка, которая боится, что ей сделают больно, но все же хочет, очень хочет!
– Седрик, НЕТ! Я ничего не хочу. Я хочу, чтоб мы прекратили все это и разошлись. Ты полон, более чем полон. Я тебя покормила.
Его лицо исказила ярость, но он закрыл глаза, пытаясь управлять собой и сконцентрироваться, я тоже зажмурилась в страстном желании того, чтоб он взял себя в руки. Вдруг вес его тела пропал…
– Убирайся!
Я поняла только то, что меня отпустили и надо бежать. Схватила платье и выскочила из комнаты, закрывшись им, я прижалась к захлопнувшейся двери не представляя, что делать дальше. В кабинет! Я заскочила к себе и чуть не поскользнулась на непривычно голом полу. Этот глупый пустяк меня доконал и я, дойдя до кресла, разрыдалась.
Слезы, рыдания – это то, что забирает силу, выводит ее вместе с влагой и звуком, откровенным воем или заглушенными всхлипами. Я выплакивала черноту, которой я нахлебалась от Седрика, которой позволила появиться от собственного страха и унижения, заставив себя делать то, что не хотела.
Наверно я б плакала еще долго, погрязнув в жалости к себе и самобичевании, но меня отрезвила одна мысль. «Лиан очень расстроится, увидев меня такой, и будет себя корить». Как ни странно, но слезы высохли сами собой, я осознала, что сижу в чулках и трусиках и плачу как последняя дура, позволяя уже своей собственной силе покидать меня. Я осмотрела надорванное и мокрое от слез платье, и все же надела его, долго возившись с двумя десятками гадостных пуговиц. На животе нескольких не хватало, ну, хвала Свету, что на животе, а не ниже – можно все же как-то пройти мимо охраны, прикрывшись. Я пошла в уборную, умылась, расплела остатки косы и причесалась, посидела в рабочем кресле, окончательно успокаиваясь и собираясь с мыслями. Прикрыла полупустые vis-центры и набрала охрану