Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)

Куинн Джулия

Мгновение он колебался, удивленный ее внезапным пылом, но быстро опомнился и уже в следующую секунду пнул дверь ногой, закрывая ее, а затем прижал Грейс к стене возле двери, ни на миг не прерывая их поцелуй.

Она стояла на цыпочках, зажатая между Джеком и стеной с такой силой, что ее ноги повисли бы в воздухе, находись она всего лишь дюймом выше. Его губы жаждали боготворить ее, и она затаила дыхание, когда он наклонился, чтобы прикоснуться к ее щеке, а затем — к ее шее, и все, что Грейс могла сделать, — это держать голову вертикально. Казалось, ее шея напряглась, и Грейс ощутила, как сама она изгибается вперед, а ее груди, горят желанием прижаться к нему как

можно ближе.

Это не было их первой близостью, но сейчас все было по–другому. Прежде она хотела, чтобы он ее поцеловал. Она хотела, чтобы кто–то хоть раз ее поцеловал.

Но теперь… Было похоже на то, что проснулись все ее скрытые мечты и желания, превратив ее в некое странное пылкое существо. Она стала агрессивной. Сильной. И она так чертовски устала, наблюдая за жизнью, проходившей мимо нее.

— Джек… Джек… — Она не могла выговорить больше ни одного другого слова, нет, ни тогда, когда его зубы потянули корсаж ее платья. Его пальцы помогали ему, проворно расстегивая пуговки на ее спине.

Почему–то это показалось ей несправедливым. Она тоже хотела участвовать в этом процессе.

— Дай, я, — ей удалось освободиться, и Грейс переместила свои руки, упивавшиеся свежей шелковистостью его волос, к его манишке. Грейс сползла по стене, таща его за собой, пока они оба не оказались на полу. Не теряя ритма, она лихорадочно справилась с пуговицами и откинула его рубашку в сторону, как только стянула ее с Джека.

Некоторое время она только разглядывала его. Ее дыхание остановилось где–то внутри нее, там разгорался пожар, рвавшийся наружу, но она, казалось, не могла выдохнуть. Грейс дотронулась до него, положив ладонь на его грудь, наконец, свист воздуха возвестил, что ее дыхание возобновилось, как только она почувствовала, что сердце Джека подпрыгнуло под ее рукой. Она ласково провела ладошкой вверх, затем вниз, поражаясь ощущению его кожи под своей рукой, пока одна из его ладоней резко не накрыла ее.

— Грейс, — выдохнул Джек, сглотнув, и она почувствовала, что его пальцы дрожат.

Она взглянула на него, ожидая продолжения. Он может обольстить одним только взглядом, подумала она. Одно прикосновение, и она растает. Может он обладает каким–то волшебством, которое удерживает ее? Властью?

— Грейс, — произнес он опять, преодолевая свое затрудненное дыхание. — Скоро я не буду в состоянии остановиться.

— Это не важно.

— Важно. — Его голос прерывался, и это заставило ее хотеть его еще сильнее.

— Я хочу Вас, — умоляла она. — Я этого хочу.

Джек выглядел так, словно испытывал боль. Она знала, что это она.

Он сжимал ее руку, и они оба молчали. Грейс взглянула на него, и их глаза встретились.

Они смотрели друг на друга, не отрываясь.

И в этот момент она полюбила его. Грейс не знала, что он сделал с ней, но она изменилась. И она полюбила его за это.

— Я не возьму у Вас этого, — сказал он грубым шепотом. — Не таким образом.

Тогда, как? хотела спросить она, но рассудок тонкой струйкой уже просочился обратно в ее тело, и она поняла, что Джек был прав. Она имела не так много ценностей в этом мире: крошечные жемчужные сережки ее матери, семейная Библия, любовные письма ее родителей друг другу. Но у нее было ее тело, и у нее было чувство собственного достоинства, и Грейс не могла позволить себе отдать их человеку, который не будет ее мужем.

А они оба знали, что, если он окажется герцогом Уиндхемом, тогда он никогда не сможет

стать ее мужем. Грейс не знала всех обстоятельств его воспитания, но она слышала достаточно, чтобы знать, что он был знаком с законами аристократии. Он должен знать, что его ожидает.

Джек заключил ее лицо в свои ладони и уставился на нее с нежностью, которая заставила ее затаить дыхание.

— Бог — мне свидетель, — прошептал он, поворачивая ее таким образом, чтобы суметь привести в порядок ее пуговицы, — это — самая трудная вещь, которую я когда–либо делал в своей жизни.

Каким–то образом она нашла в себе силы улыбнуться. Или, по крайней мере, не разрыдаться.

***

Позже той же ночью Грейс зашла в розовый салон, чтобы найти писчую бумагу для вдовствующей герцогини, которая решила, что должна незамедлительно послать письмо своей сестре, великой герцогине некоей маленькой европейской страны, название которой Грейс никогда не могла произнести (или, честно говоря, запомнить).

Это был более длительный процесс, чем могло показаться, поскольку вдове нравилось сочинять свою корреспонденцию вслух (с Грейс в качестве аудитории), мучительно долго обсуждая, каждый оборот речи. Грейс же должна была сконцентрироваться на запоминании слов вдовы, поскольку от нее потребуется (не вдовой, а скорее общим долгом перед человечеством) скопировать официальное письмо вдовы, переводя ее неразборчивые каракули в нечто более ясное и аккуратное.

Вдовствующая герцогиня ни за что не желала признавать, что Грейс это делает. Когда однажды Грейс предложила свои услуги по переписыванию, вдова впала в такую ярость, что Грейс никогда больше не заикалась об этом. Но, учитывая то, что следующее письмо ее сестры начиналось с потока похвал новой манере письма вдовы, Грейс предполагала, что вдовствующая герцогиня все же кое о чем догадывалась.

Ну, хорошо. Это была одна из тех вещей, которые они не обсуждали.

Этим вечером Грейс не возражала против данной работы. Иногда все заканчивалось головной болью, потому она всегда старалась заниматься копированием, когда солнце стояло еще высоко, и она могла наслаждаться преимуществами естественного света. Переписывание требовало от нее всего ее внимания, полной концентрации, и потому Грейс подумала, что это именно то, в чем она нуждалась прямо сейчас. Что–то такое, чтобы отвлечься от… всего.

Мистера Одли.

Томаса. И того, какой виноватой она себя чувствовала.

Мистера Одли.

Той женщины с картины.

Мистера Одли.

Джека.

Грейс прерывисто, громко вздохнула. Святые небеса, кого она пыталась обмануть? Она точно знала, о чем она так твердо старалась не думать.

О себе.

Грейс снова вздохнула. Возможно, ей стоит переехать жить в страну с труднопроизносимым названием. Вот только вопрос, говорят ли там на английском языке. И еще один вопрос, может ли так случиться, что Великая Герцогиня Маргарета (урожденная Маргарет, которую вдова дерзко называла Мэггс) столь же сварлива, как и ее сестра.

Все же это маловероятно.

Хотя, в качестве члена королевской семьи, у Мэггс, по–видимому, была власть лишить головы кого угодно. Вдова говорила, что все они там были немного феодалами.

Грейс коснулась своей головы и решила, что она ей нравится на том месте, где она сейчас, и с вновь обретенной решимостью потянулась открыть верхний ящик секретера, приложив при этом, вероятно, чуть больше силы, чем стоило бы. Она вздрогнула от скрипа дерева о дерево и нахмурилась, секретер оказался не таким уж прочным предметом мебели. Что совершенно неуместно в Белгрейве, решила Грейс для себя.