Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)
Шрифт:
Она вздохнула. Ей не следовало этого делать. В любом случае, ей не следовало предлагать свою помощь вдовствующей герцогине. Теперь она была независимой женщиной, и у нее не было необходимости волноваться о своей защищённости.
Но она была, по ее собственному утверждению, воспитанным человеком. И Грейс была настроена оставаться воспитанным человеком, не обращая внимания на свои улучшившиеся обстоятельства. Она прислуживала вдовствующей герцогине в течение пяти последних лет, потому что к этому ее вынудили обстоятельства,
Что ж, ей по–прежнему не хотелось этого делать. Но она сделает это. Какими бы мотивами не руководствовалась вдова пять лет назад, тем не менее, она спасла Грейс от несчастного замужества. И в благодарность за это, Грейс могла потратить час своего времени, проявляя к вдове внимание. Но самым важным было то, что у нее была возможность выбора: уделять вдове внимание или нет.
Было поразительно, насколько велика была разница.
— Мадам? — произнесла Грейс. И больше ничего. Просто «мадам». Она сказала достаточно. Теперь была очередь вдовы.
— О, очень хорошо, — раздраженно сказала та. — Если вы чувствуете, что вы обязаны.
Грейс продолжала сохранять невозмутимое выражение лица в то время, как она позволила лорду Кроуленду (который услышал последнюю половину их разговора и сказал Грейс, что она сошла с ума) помочь ей забраться в карету. Она заняла отведенное ей место спиной к направлению движения, устроившись как можно дальше (насколько это было возможно) от вдовствующей герцогини, и аккуратно сложила руки на коленях. Она не знала, как долго им придется здесь просидеть, так как остальные совершенно не казались готовыми закончить свой ланч.
Вдовствующая герцогиня уставилась в окно. Грейс рассматривала свои руки. Время от времени она украдкой поглядывала в сторону вдовы, и каждый раз видела одну и ту же картину: вдовствующая герцогиня все также продолжала смотреть в окно, ее осанка была жесткой и непреклонной, губы твердо сжаты.
А потом, к тому времени Грейс взглянула в сторону вдовы раз пять, она обнаружила, что та смотрит прямо на нее.
— Вы разочаровываете меня, — сказала вдовствующая герцогиня низким голосом, не то, чтобы прошипела, но близко к этому.
Грейс продолжала хранить молчание. Казалось, что ни ее поза, ни дыхание, ничего не изменилось. Она не знала, что сказать, за исключением того, что она не собирается извиняться за то, что имела мужество добиваться счастья.
— Вам не полагается уезжать.
— Но я же не служанка, мадам.
— Вам не полагается уезжать, — вновь повторила вдовствующая герцогиня, но на сей раз, казалось, что внутри нее что–то дрожит. Не ее тело, и не ее голос.
Ее сердце, потрясенно осознала Грейс. Это дрожало ее сердце.
— Он не оправдал моих ожиданий, — сказала вдова.
Грейс моргнула,
— Мистер Одли?
— Кэвендиш, — ожесточенно ответила вдовствующая герцогиня.
— Вы понятия не имели, имели чем он живет, — сказала Грейс настолько мягко, насколько это было возможно. — Как вы могли что–либо ожидать?
Вдова ничего не ответила. Во всяком случае, на этот вопрос.
— Вы знаете, почему я взяла вас в свой дом? — вместо этого спросила она.
— Нет, — тихо ответила Грейс.
На мгновение губы вдовствующей герцогини сжались еще сильнее, прежде чем она ответила:
— Это было неправильно. Человек не должен оставаться одиноким в этом мире.
— Нет, — вновь сказала Грейс. И она верила в это всем сердцем.
— Я сделала это ради нас обеих. Я превратила ужасные обстоятельства в нечто хорошее. Для нас обеих. — Ее глаза прищурились, пристально разглядывая Грейс: — Вам не полагается уезжать.
А затем, о Боже, Грейс не могла поверить, что она это произносит, но:
— Я буду навещать вас, если пожелаете.
Вдовствующая герцогиня сглотнула, ее взгляд был устремлен прямо перед собой, когда она произнесла:
— Это будет вполне приемлемо.
Грейс была спасена от дальнейшей беседы появлением Амелии, которая сообщила им, что они отправятся дальше через несколько минут. И, действительно, едва она успела усесться на свое место, как колеса кареты заскрипели и покатились вперед.
Все молчали.
Так было лучше всего.
***
Несколько часов спустя Грейс открыла глаза.
Амелия смотрела на нее.
— Ты заснула, — тихо произнесла девушка, а затем, прижав свой палец к губам, она указала на вдовствующую герцогиню, которая тоже задремала.
Прикрыв зевок рукой, Грейс спросила:
— Как ты думаешь, нам еще долго ехать?
— Не знаю, — слегка пожала плечами Амелия. — Может, час? Или два? — Она вздохнула и, закрыв глаза, откинулась на сиденье. Она выглядит усталой, подумала Грейс. Все они очень устали.
И напуганы.
— Что ты будешь делать? — спросила Грейс, прежде чем у нее появился шанс передумать.
Амелия ответила, не открывая глаз:
— Не знаю.
Это не слишком походило на ответ, но с другой стороны и вопрос был не слишком четким.
— Знаешь, что во всем этом самое забавное? — внезапно спросила Амелия.
Грейс покачала головой, а затем, вспомнив, что глаза Амелии все еще закрыты, она сказала:
— Нет.
— Вот я все время думаю: «Это несправедливо. Я должна иметь право выбора. Меня не должны продавать и обменивать, словно некий товар». А потом, я думаю: «А в чем собственно, разница? Много лет назад я была обещана Уиндхему. И я никогда не возражала против этого».